Женщина снова и снова била ее палкой, пока она не сломалась, оставляя красные полосы на лице и руках Карлы. Затем женщина заставила ее сесть, оседлав ее. Она приблизила свое лицо к ней так близко, что Карла увидела, как в ее жирных волосах копошатся клещи. Ее дыхание было горячим, и от нее воняло, как от вскрытой могилы. С ее губ свисали слюни, капая на щеку Карлы.
И тут Карла сорвалась.
Она сбросила существо, оседлавшее ее, и чуть не убежала, но ее схватили десятки рук. Её схватили за волосы, откинули ее голову назад, и женщина снова подошла вплотную, бормоча непонятные вещи глухим голосом.
На этот раз Карла закричала по-настоящему.
Но ненадолго. Женщина сунула свою белую слизистую руку в ее рот, заставляя ее замолчать. Карла подавилась, затем ее вырвало, но хватка рук ее мучителей не ослабла. Ногти женщины скользнули по ее языку, а затем пальцы пробрались еще глубже.
Нет, нет, нет! - Услышала Карла голос в своей голове.
Женщина заталкивала руку в горло Карлы дюйм за ужасным дюймом. Ее челюсти были вынуждены открываться все шире и шире. Рука проникла глубже, и у Карлы сработал рвотный рефлекс, она начала задыхаться, пытаясь откашляться, но все было бесполезно. Обычная человеческая рука не была способна на такое, но женщина и ее рука вряд ли были нормальными. Ее плоть была похожа на расплавленный воск, а ткани под ней были почти жидкими. Рука сузилась и вытянулась, как змея, пробирающаяся через нору суслика, и Карла испытала облегчение, когда начала терять сознание.
К тому времени женщина уже держала локоть во рту Карлы, а остальные едва сдерживали волнение.
Последним, что она почувствовала, было то, как эта рука опускается в ее живот, копается и цепляется за что-то, пока за что-то не схватилась и не вырвала это, вытаскивая свою мясистую массу обратно, чтобы показать остальным.
Позже той ночью старуха с тростью вышла из своего дома, понюхала влажный воздух и осмотрела темное небо. Она знала, нутром чуяла, что грядут неприятности, такие неприятности, которые не случались на протяжении многих лет.
Она стояла на крыльце своего дома, боясь выйти на улицу после наступления темноты, как и всю свою жизнь. Этот страх с годами только ухудшился и засох в ней, как пожелтевшие листья древней книги. Ночь была скверным временем суток для Беллак-роуд. Время суток, когда твари, которых не должно было быть, выползали на поверхность, и твари, которые должны были ползать, как могильные черви, передвигались на двух ногах, как люди.
Ранее она слышала суматоху и стрельбу в ночи, далеко-далеко, на окраинах земли Эзрен, где она упиралась в государственный лес Пиджен-Ривер. Она знала, что это полиция, рыскающая по окрестностям и нарушающая чужой покой, сует свой нос туда, где ей не рады, и в то же время лезет на рожон. Это был лишь вопрос времени. Когда она увидела, что большой грязный бульдозер вскапывает земли Эзрена и вытаскивает то, что лежало внизу, она поняла, что вскоре произойдет что-то ужасное.