Близился рассвет, и от реки начал подниматься туман. Я этого не заметила, как и не поняла, когда меня успели отвести к берегу и усадить на чью-то куртку. Пришла в себя только после душа из речной воды.
– Какого гуля?! – воскликнула я, неожиданно возвращаясь в реальный мир.
Передо мной сидел Влад. Из уголка его рта струйкой стекала вода и каплями срывалась с подбородка. Это произвело на меня странное впечатление: захотелось наклониться и провести языком по выступившей влаге. Пришлось силой заставить себя не смотреть на пухлые губы брюнета и вернуться к вопросу мокрой одежды. Кажется, вампир попросту набрал в рот побольше воды и выплюнул ее прямо мне в лицо, после чего та попала на рубашку и брюки. Это и привело меня в чувство. Когда я перестала стирать с лица влагу, то заметила одну странность: повар предстал передо мной в одной нательной рубашке, когда пришел сюда в куртке, я это отлично помнила. Куда же делась его верхняя одежда? В новолуние всегда прохладнее, нежели в другие дни, даже летом, но не это главная причина, почему на охоту надевают кожаные вещи или куртки из плотной ткани. Все дело в острых зубах нежити. Конечно, вряд ли одежда спасет от травм, но качественная способна существенно их уменьшить. Именно поэтому я недоумевала. У Влада не было объективных причин снять куртку в ночь охоты, и, несмотря на это, верхней одежды не было на нем.
Мне не хотелось думать, что мужчина отдал свою единственную защиту Марте. На этой пигалице был комбинезон из плотной ткани, что уже защищало ее от клыков и когтей нежити, не говоря о ее остром языке и происхождении. Даже гули обходили эту невоспитанную особу стороной. Если бы она забрала у повара одежду, я бы не промолчала и силой стащила с пигалицы чужую вещь!
Я уже хотела спросить вампира напрямую, но пошевелилась, и что-то протяжно скрипнуло подо мной. Это оказалась кожаная куртка. Та самая, в которой пришел на охоту Влад. А ведь я заметила, что сижу на чьей-то одежде, но не сразу сопоставила это и раздетого мужчину перед собой.
– Ты в порядке? – хрипло спросил вампир, приложив свою холодную ладонь к моей щеке. Только тогда я осознала, что горю. От потрясения у меня поднялась температура и выступил холодный пот.
Это было несвойственно мне. Трупы, убийства, расчлененка – все ерунда для кадета, и я соответствовала этому имиджу. Однако то, что я близко знала жертву и даже вместе с ней проходила практику в следственном департаменте, заставило меня вновь ощутить ужас прошлого, когда я своими глазами видела смерть отца. Старые раны открылись.