Я едва дышу… Кажется, он не на шутку рассвирепел.
— Я забираю бабу. Точка. А ты со своим заводом иди в пизду. Понял меня?
Дело моё совсем худо… Из глаз выкатываются две слезинки. Не знаю, как Роман справляется с таким натиском, но лицо он держит и продолжает смотреть на разъярённого бородатого викинга абсолютно спокойно.
— Ты перст свой поганый убери и вложи туда, откуда извлёк. Ты с кем разговариваешь? Забыл? Знай своё место, клоун. Ты ведь пыль, перхоть.
— Что?! — рычит Тимур.
— Я тебя стряхну и пойду дальше. И Протоков твой тебе не поможет, хоть целиком к нему в зад залезь. Ты так-то вроде нормальный пацан, да вот только долбоёб редкостный. И дальше члена своего ничего не видишь. Не берёшь завод? Да и хер на тебя, но тогда и Истринскую фабрику не получишь. Ты ведь через Арсена хотел зайти, ну и догадайся своей вздувшейся головкой, куда теперь Арсен пойдёт. А кто твой партнёр в Мытищах? «Опус Инвест»? А кто его хозяин? Ты реально идиот?
— Да ты, блядь, только сказки мне вот эти не рассказывай! — хрипит Тимур, но руку от лица Рыкова убирает.
— Жил бы в шоколаде, завод бы купил, деньги бы большие зарабатывал, а так по миру пойдёшь. Обещаю.
— Да ты… Да ты зассышь схемы многолетние ломать! Кто тебе позволит-то? И всё из-за бабы что ли?
— Ты, во-первых, извинись перед Дарьей Андреевной, а во-вторых, я не схемы ломать буду, а твой хребет. И с большим удовольствием. Тем более, что мне ничьего позволения для этого не нужно.
— И кто из нас идиот, Рома?
Рыков кивает мне, поворачивается спиной к Сурганову и не оборачиваясь идёт к выходу. Я испуганно бросаюсь за ним. Тимур провожает меня тяжёлым взглядом налитых кровью глаз, но ничего не говорит.
Сердце, как испуганная птица, всё ещё мечется в груди, и молотки в ушах всё ещё бьют по колоколу, но умом я уже понимаю, что всё страшное позади. Поджилки ещё трясутся и попробуй я сейчас сказать хоть слово, онемевшие и дрожащие губы мне этого не позволят, но в животе уже разливается тепло. Отпускает.
Мы заходим в лифт. Рыков молчит. Стоит и смотрит на своё отражение в большом зеркале. Лицо совершенно спокойное, но глаза… В них бушует ледяное пламя, кипящая синева. Он в гневе, какого я ещё не видела.
Я нажимаю кнопку первого этажа, и лифт начинает двигаться.
— Кто-кто, я конечно! — говорит Рыков, и тут же со всей силы бьёт кулаком в своё отражение.
Я зажмуриваюсь, но открываю глаза, услышав протяжный, похожий на рычание стон. Я успеваю заметить, что зеркало не разбилось. Бронированное оно что ли, мелькает мысль, свет в кабине несколько раз мигает и гаснет, но через несколько секунд снова загорается, а лифт резко останавливается.