Суд еще не начался, а его уже окрестили «процессом века».
— Вы шутите? — спросил я, хотя отлично знал, что совести нации шутить не умеют. — Чтобы я защищал этого мерзавца? Да я из-за него покинул родину! Хомяченко натравил на меня своих поганых «Наш-Маш», они устроили флэшмоб -перед камерой использовали страницы из моих книг в качестве туалетной бумаги! Хомяченковские хунвейбины расписали мою машину шестиконечными звездами и знаками доллара! В аэропорту перед вылетом какой-то подонок крикнул «Привет от кровавого режима» и облил меня кетчупом! А на майке у него была цитата из речи Хомяченко: «Кто не с нами — тому цунами»!
— Потому Хомяченко и просит, чтобы его защищали именно вы. Если даже писатель Тургенчиков выступает на стороне человека, который его травил, подсудимый может надеяться на снисхождение.
— Какое еще снисхождение! Пусть Бес сгниет за решеткой!
(«Бесом» бывшего вице-секретаря прозвала пресса).
— Борис Григорьевич, — строго молвила Вита, — вы русский писатель. Русская литература всегда была на стороне тех, кто нуждается в защите. Вспомните Пушкина: «Милость к падшим призывал». Вспомните Короленко, который во время Гражданской войны заступался за белых перед красными и за красных перед белыми. Я обещала заключенному, что вы по крайней мере выслушаете его. Потому что не сомневаюсь в вас. Оттолкнуть того, кто умоляет о помощи, недостойно порядочного человека. Вы сумеете подняться выше личного. Вы совестливый.
— Не сумею! И не хочу! — выкрикнул я. — Я не Короленко, я Акутагава, который говорил: «У меня нет совести, у меня есть только нервы!».
Но в ясных глазах Виты Солнцевой прочиталось такое разочарование, что я сник и пробурчал:
— Ладно. Раз уж вы обещали, я схожу к нему. И пошлю этого черта к его родной бабушке. Защищать Беса я не стану!