— Мама, — выдыхаю я, чувствуя, как в горле образовывается огромный комок, — говорят, что твоё состояние нестабильно. Почему?
Она молчит в ответ, собственно, как и все эти два года.
— Ты ведь хочешь очнуться, не так ли? — Я стараюсь улыбнуться, несмотря на то, что глаза уже наполнились слезами. — Ты просто хочешь быть рядом со мной? — Я шмыгаю носом, мои губы дрожат, не позволяя мне говорить без пауз. — Ты же знаешь, я бы всё отдала, лишь бы ты встала. Я бы пошла на все его условия, если бы это помогло тебе прийти в себя. — Я пытаюсь вдохнуть носом, но он забился, поэтому приходится дышать ртом. — Я хочу, чтобы ты была сейчас со мной рядом. Я хочу, чтобы ты видела, как я счастлива. Влад… он мой муж, и мы теперь вместе…
Я невольно улыбаюсь, вспоминая о нём. Перед глазами встаёт его образ: он смеётся.
— Он хороший, мама. Он очень заботится обо мне. Видела бы ты, как нежно он меня обнимает, как разговаривает со мной. — Я выдерживаю небольшую паузу. — Я рассказала ему, мама. Сказала, что это я — Инна Свободина. Я знаю, ты всегда ненавидела это имя, — я усмехнулась, вспоминая, как она ворчала всякий раз, когда отец так обращался ко мне. — Но Владу очень нравятся мои картины. Особенно те, на которых изображена волчица…
Мой голос сорвался, слёзы потекли по щекам, но я даже не пыталась их остановить.
— Ты обязана увидеть их. Ты должна очнуться, я больше не могу так.
Я зажмурилась: глаза защипало. Дрожали уже не только губы, но и вся я. Мне вдруг стало так холодно, словно на улице зима, а палату не топили.
Я касаюсь её руки: она тёплая, но неживая, словно уже окоченела, но кровь ещё не успела остыть. Это пугает меня: я одёргиваю руку.
— Мама, пожалуйста, очнись! Не бросай меня! Я не хочу оставаться с ним наедине. Я не хочу, чтобы у меня оставался только отец. Он меня не любит, ты же знаешь. Ему всё равно, что со мной. Сейчас со мной только Влад. Да, он рядом, но надолго ли? Насколько хватит его любви? Мама, пожалуйста…
Я выбегаю из палаты — не могу больше смотреть на её обездвиженное тело. Она не реагирует, не подаёт никаких сигналов — это невыносимо.
* * *
Успокоиться я смогла только тогда, когда добралась домой.
Я сняла кроссовки, отшвырнула джинсовую куртку, сразу поднимаясь на второй этаж: мне срочно нужно было выплеснуть свои чувства. И я знаю только один беспроигрышный вариант. Вчера я не заперла свою коморку. А смысл? Её больше не от кого прятать.
Я скинула холст на пол. Моё сердце кровоточит сейчас по совсем другим причинам. Я беру в руки палитру, сразу останавливаясь на любимых цветах моей мамы. Розовый, цвет морской волны, сочной зелени весенний травы.