— Это еще ничего не меняет, — слышу, как Мина произносит это, обращаясь к самой себе. — Ничего…
— Давайте поднимем бокалы за свадьбу Мины и Влада! — Жемчугов поднимает бокал вверх, приглашая всех присоединиться. — За свадьбу, которая состоится через два месяца!
Мне кажется, или он сказал это, глядя на свою дочь? Мина делает шаг назад, натыкаясь на меня. Я чертыхаюсь, отхожу в сторону. Но Мина не замечает этого.
Она, не отрываясь, смотрит на сцену. Туда, где её папаша, выпив шампанское, обнимает моего отца. Её лицо приобрело странный оттенок.
Она была не просто белая, как мел, скорее, с каким-то синим оттенком. Мне даже показалось, что Мина вот-вот закатит глаза и упадет в обморок. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но не произнесла ни звука. Её пальцы так сильно сжались, что на руках проступили жилы.
Я тоже силился что-то сказать. Слова утешения? Мне вдруг показалось, что Мина не такая, какой себя преподносит. Слишком живой была её реакция.
Свадьба через два месяца? Эта новость шокировала её даже больше, чем меня.
Я протянул руку, чтобы зачем-то коснуться её. Было видно, что внутри неё происходит настоящая война. Мина то хмурится, то удивленно вскидывает брови. Она то закрывает глаза, то открывает их слишком широко.
Но её замешательство длится не так уж и долго. Я даже не успеваю ничего сделать или сказать.
Мина протянула руку к подносу, качнула бокалом с шампанским в мою сторону, смотря равнодушным взглядом. В её глазах уже не было той бури — полный штиль. Она словно пришла в себя. Теперь на меня смотрела та же Мина, которая в своём кабинете заявляла, что ей плевать на всех, кроме себя.
— Давай выпьем за нашу свадьбу, женишок!
Мина
— Он у себя? — спрашиваю я у секретаря-приложение-к-мебели.
Филипыча нет на месте, видимо, уже бегает сайгаком по — ну очень важным — делам отца.
— Максим Сергеевич занят и никого не принимает! — Она аж подпрыгивает на месте.
— Неужели? И чем же, интересно? — Я встаю перед ней, скрестив руки на груди. — Плевать, сама узнаю.
Я поворачиваюсь на шпильках к двери, ведущей в кабинет отца.
— Я же сказала, что к нему нельзя! — заверещал естественный вентилятор, выбегая из-за стола, чтобы преградить мне дорогу.
— Уйди с моей дороги! — рыкаю я ей в лицо.
— Не могу! Максим Сергеевич велел никого не пускать!
Я толкаю её в плечо, чтобы освободить проход. Секретарша, словно неваляшка, вернулась в исходное положение, я сжимаю челюсть.
— Ты не можешь не впустить меня! Я его дочь!
— Он сказал: никого!
— Да что ж такое? — взорвалась я. — Я просила по-хорошему!