— На его месте я велел бы быть тебе дома в девять. В десять — только после совершеннолетия, — перехожу с красочной инсталляции бургера и картошки фри на пейзажи Питера: Исаакиевский собор, разворот с каналом Грибоедова, памятник Медному всаднику с видом на здание Конституционного суда…
— Я всегда знала, что ты тиран.
— Вовсе нет. Просто уж я точно знаю, что обычно происходит после заката.
— Я тусила немного в других компаниях, нежели ты.
— Там были парни?
— Конечно.
— Значит, в тех же самых. После четырнадцати пацаны думают только гормонами.
— И к скольким годам это проходит?
— Вопрос с подвохом. У некоторых никогда, — узнаю Петропавловский собор, который она рисовала на Монетном дворе. Перелистываю страницу и вижу… себя.
Ого. Насколько успеваю заметить, она рисует что угодно, но не людей. И я здесь первый портрет, сделанный обычным карандашом. Кроме глаз… глазам добавлено цвета.
— Чего лыбишься? Дальше листай, — бурчит Тома, смущённо начиная собирать раскиданные по постели маркеры. Ищет повод отвернуться. Такая, казалось бы, смелая, но при этом неуверенная. Уже не ребёнок, но ещё не обросшая защитной броней взрослая. Ничего. Мы это исправим.
Откладываю блокнот и перехватываю её за кисти, притягивая ближе.
Сопротивляется, но всё равно усаживаю на себя и молча разглядываю. Долго.
Пристально.
— Что? — она смущается ещё больше, а у меня уже не остаётся никаких сомнений, что я мне не соскочить.
Приподнимаюсь, переходя в сидячее положение, забираю из сжатых пальчиков бордовый маркер и, поддавшись порыву, рисую жирным контуром очертания сердца под её правой ключицей. Маечка с рандомными бретельками открывает достаточно места. Не очень ровно получается и в одном месте нажим выходит толще, но важен не результат, а значение.
— Ну вот. Считай, что признание, — усмехаюсь самому себе. Я и сердечки. Кто бы мог подумать.
— Какое?
— Какое, какое. Любовное. Ты знаешь, со словами у меня напряжёнка. Так проще, — Тома подвисает. Теперь она смотрит на меня. Не моргая и не шевелясь.
Только грудь тяжело вздымается. Секунда. Две. Три… — Ты б не молчала. Я ж того, нервничать начинаю.
Вербального ответа не дожидаюсь. Вместо него меня роняют обратно на подушку и пригвождают поцелуем. О, да. Несколько дней, а прогресс налицо. Первое время Тамара сдерживалась, не позволяя себе раскрепоститься. Ощущалось, как ей хочется перехватить инициативу, но, видимо, скромный опыт мешал расслабиться.
Поэтому все последние дни я учил её узнавать себя. Свои пороги и возможности.
Познавать собственное тело, не стесняться не только доставлять, но и получать удовольствие. Всё это должен был сделать тот её первый поц, но, видимо, он и не пытался. Потому что Тома способная ученица, впитывающая знания на подлёте. Всё что нужно — просто направить…