Усмешка касается его губ, когда после третьей попытки руки ее безвольно опускаются. Ну что ж, даже раздевание он будет контролировать сам.
Он подходит близко, долго рассматривает совершенство кожи, окрашенной в приятные томные тона желтого цвета и ведет линию над кромкой платья, которое планирует скоро снять. Сорвать его так же, как маску, под которой скрывается его истинная саба, его настоящая женщина.
Он с восторгом чувствует, как дрожь пробегает по телу Майи, а когда он начинает тянуть за молнию, то сразу слышится тихий стон.
Под платьем нет бюста, он еще в машине это оценил, когда мял груди, сжимал соски с удовольствием, ощущая тугое кольцо пухлых губок на своем члене.
Под платьем лишь трусы, Давид подцепляет их пальцами, тянет на себя, чтобы они впились в кожу, целует то самое плечо и резко отпускает ткань.
Она со смачным звуком шлепает Майю, от чего та издает громкий вскрик, но внезапно изгибается в пояснице.
Давид доволен. Как мало надо сделать Майе, чтобы сделать его довольным.
Стон, прогиб, обнаженное плечо и правда.
Правда…
— Кто ты? — снова шепчет он на ухо и прикусывает его, массируя шею. — Скажи мне кто ты на самом деле?
— Я… — поджимает она ягодицы, когда Давид прижимается к ним своим внушительным бугром. — Не знаю. Не понимаю, о чем вы спрашиваете. Мне очень жаль.
— Мне тоже очень жаль, — говорит Давид и гневно сдергивает платье с плеч ног, рвет трусы и толкает Майю на кушетку, такую же мягкую, как все в этой комнате.
Будь тут белые цвета, можно было подумать, что это комната для безумца. И порой именно таким считал себя Давид.
Особенно сейчас, когда буквально хочет сожрать, эту бледную упругую плоть ягодиц.
Она оттопырила их, держа ноги в чулках прямо, хотя видно что ей хочется их согнуть.
— Скажи правду!
(арт визуализация Давид и Майя)
— Какая, правда вам нужна?
— Ты шлюха? Как много мужчин у тебя было?
Молчание только злило его и принесло в руку желание ударить.
Он, с шумным выдохом подчинился, опуская плеть прямо на ягодицу.
И снова ни звука, ни стона, словно она терпит. Но ему не нужна мученица, ему нужна саба!
Новый удар и прогиб в спине стал больше, а запах женственности ударил струёй в нос.
Еще удар и член стал ныть от возбуждения.
Новый удар — сильнее, еще один и еще.
— Отвечай Майя! Сколько! Сколько мужиков тебя трахали! — рычит Давид и слышит жалобное:
— Один! Только один!
Поверить в это сложно, почти невозможно, но Давид кивает сам себе.
— Значит, для тебя это была вторая продажа? — новый удар и наконец, стон, от которого у Давила темнеет в глазах.
— Первая.