Он отбрасывает плеть, разворачивает к себе лицо, по которому бегут слезы оставляя дорожки на щеках и целует дрожащие искусанные губы, потому что знал, знал, что она не шлюха.
Пусть она стояла там, пусть готовила свое тело для извращенца, но самое главное попала в руки именно Давида.
Было еще множество вопросов, но в голове Давида шумят волны острой похоти, разбивающиеся о здравый смысл, как о скалу и он решил оставить их на потом. Сначала, он покажет своей сабе, как можно получать удовольствие от боли.
Одна рука на шее, другая на животе и тянется вниз, и Давид кладет Майю на мягкий пол, садится между ног и продолжает давление.
Живот, шея.
— Слушай меня. Есть простое слово. Стоп. Говоришь его тогда, когда понимаешь, что не выдерживаешь, что боль уже невыносима. Поняла?
Она кивает и Давид тянет руки ниже и нащупывает нежные влажные складки. Он гладит их, внимательно наблюдая за реакцией на напряженном лице Майи.
Но взгляд сам собой тянется вниз, туда, где розовые створки скрывают чувствительный бутончик и сладостный вход в рай, в который он жаждет погрузиться, забыться там.
Он размазывает остро пахнущую влагу по кругу, давит на шею, чувствуя, что член сейчас взорвется, но сначала она, она должна познать, что боль и удовольствие настолько близко, что порой совершенно неразличимы.
— Руки за голову, — приказывает он и скалится когда беспрекословно подчиняется, приподнимая совершенную сочную грудь выше.
Игра начинается.
Давид бьет пальцами половые губы, и смотрит в глаза. Находит рукой сосок и вытягивает его.
Еще удар и Майя закусывает губку. Еще удар и она прикрывает глаза.
— Смотри на меня, — требует Давид, — ты должна видеть все, что я буду с тобой делать.
Она распахивает глаза, как раз в тот момент, когда он бьет промежность снова и сильно выкручивает сосок.
Такой острый, такой разбухший, почти как головка члена Давида, уже неприятно упирающаяся в боксеры.
Он выпускает желание наружу, только расстегнув ширинку. Остается полностью в одежде и чувствуя как пьянеет от контраста. Она обнажена, он одет. Он приказывает, она подчиняется. Он мужчина, она женщина.
Давид рвано вздохнул, когда легкий ветерок из приоткрытого окна омывает разгоряченную плоть и тут возвращает руку к промежности, которая раскрылась во всей развратной красе, демонстрируя узкий, тугой вход.
Давид влезает туда пальцем, медленно, но Майя дергается и все равно пытается свести ноги.
— Терпи, — требует они и начинает мягко растягивать для себя влагалище, готовит свою сабу для первого настоящего вторжения.
Он вытаскивает пальцы, берет их в рот и долго, смачно облизывает, подхватывает смазку, которая буквально по ним стекает.