Да, он трижды прав! И будь я на его месте, то, наверно, ответил бы так же. Как отца я его понимаю, но как влюблённый дурак – согласиться не могу.
– Ладно, твоё право! – Ломиться в открытую смысла никакого не вижу, а потому решаюсь подыграть Пете. – Но на таблетки я хотел бы взглянуть. Странно, чтобы такая реакция была на обычный пустырник.
– Конечно-конечно! Пойдём в дом, – соглашается отец Рины. – Доктор уже смотрел. Там, и правда, ничего страшного. Просто непереносимость…
Кшинский слегка ускоряет шаги, и в считанные минуты мы вновь оказываемся в усыпанной розами гостиной, а я снова сталкиваюсь с недобрым взглядом Снежаны. За годы службы на Горского мой нюх на всякого рода ложь стал острым и безупречным, а потому с лёгкостью могу сказать, что эта силиконовая кукла чего-то недоговаривает, скрывает и сейчас до одури боится, что её ложь смогут раскрыть. Она нервно теребит в руках стебель несчастной, уже слегка поникшей розы, то и дело тыкая бутоном себе в нос. Пустые стеклянные глаза суетливо перепрыгивают с меня на Петю, а потом обратно. А её грудь слишком часто вздымается от жадных, прерывистых вдохов. Снежана знает правду в отличие от Кшинского. Осталось и мне до неё докопаться.
– Когда Макеев успел превратить ваш дом в филиал цветочного магазина? – возвращаю взгляд к главе семейства.
– Ох уж этот Павел! С шести утра цветы везут и везут! – ухмыляется тот, а затем обращается к ненаглядной жёнушке:– Снеженька, а где успокоительное, что Рине давали?
Стервелла, как любит называть мачеху Арина, закатывает глазки, всем своим видом показывая, как сильно я её утомил, но всё же просьбу Кшинского не игнорирует и отправляется на поиски таблеток, оставляя нас с Петей наедине.
– Надо бы Макееву позвонить, сказать, чтобы угомонился с цветами, – недовольно бурчит Кшинский, когда понимает, что даже его любимый диван усыпан розами. – Она и так простит его – вон, как переживает!
– Давай я позвоню, – необдуманно предлагаю, хотя знаю, что после драки Кшинский меня к Макееву и на пушечный выстрел не допустит, а потому тут же добавляю: – Мне извиниться перед ним как раз не помешает, да и пара вопросов к нему есть...
– Амиров, послушай... – Тон Кшинского моментально становится деловым и серьёзным. Вмиг из подкаблучника он превращается в холодного и расчётливого бизнесмена, а потом бросает мне прямо в лицо: – Не лезь! Я тебе за всё благодарен, но в отношения Павла и Арины не суйся, договорились? Она девочка умная, сама решит. А ты мне дочь с верного пути не сбивай. Хорошо?
– Верного? – Не могу сдержать ехидного смешка: подложить дочь под бизнес-конкурента – действительно самый «верный» путь для молодой девчонки. Меня подмывает высказать Кшинскому всё это в лицо, но я не могу, не имею права. Мне нужны факты, чтобы переубедить Петра, а без них все мои слова – пустой звук. Потому вслух отвечаю другое: