— Береги её, береги как самое большое сокровище. И благодари бога, что она выбрала тебя.
А потом ушел, стараясь шагать уверенно и быстро. Слышал, что Катерина зовет меня по имени, но не мог остаться даже ради ее спокойствия. Сел в машину, выехал за город и только тогда занялся лечением.
На удивление, после признания, я чувствовал себя значительно лучше. Но, тем не менее, я прекрасно понимал, что просто отдаляю неминуемое. Отказываясь от борьбы за начертанную, я намеренно обрекаю себя на гибель. Я буду жалеть о своем выборе, буду накручивать себя, буду мучиться от чувств к ней. И каждая такая мысль может запустить приступ ледяной магии. Когда-нибудь сердце не выдержит. Когда-нибудь все закончится.
Я завел машину и поехал в аэропорт, намереваясь вернуться домой, в Испанию. Почему я поступил так? Прекратил борьбу, даже не начав? Ответ простой: я причинил Инге слишком много боли. Так много, что она ищет спасения в другом мужчине. Я не хочу и не буду больше пугать ее, навязывать себя со своей любовью. Если действительно люблю ее, то отпущу. Нужно быть честным с самим собой и признать, что Пикапо подходит Инге гораздо больше, чем я со своим взрывным темпераментом и неуравновешенной психикой. Я хочу, чтобы мои сегодняшние слова стали последним грустным моментом в ее жизни.
Счастья тебе, моя солнечная девочка, и пусть этот итальянец окажется действительно таким надёжным, каким кажется.
Глава 17 Инга
Мы остались ночевать у родителей. Я в своей комнате, а Сержио постелили в гостевой. Закончить чаепитие, естественно, не удалось. Мои эмоции притупились, я загнала в себя и отчаяние, и боль, и чувство потери. Испытывать последнее, казалось бы, было неправильно и странно, но оно грызло меня изнутри. Столько боли было во взгляде Мэтта, столько отчаяния, что я просто не могла выбросить его из головы. Хотя очень, старалась, честно.
Мама тоже была не себе. Потерянная, озябшая. Она жалась к папе как будто в попытке спрятаться от реальности. Я смотрела и не понимала — казалось, что ей больнее, чем мне. Хотя куда уж.
Лишь мужчины держались с достоинством. Впрочем, если говорить о папе, то ни разу не видела его выходящим из себя. Рассудительный, спокойный, надежный как скала. Очень тщательно и умело скрывающий свои эмоции. Но я видела, что даже ему не по себе. Переживает за меня? За маму?
Мы разошлись по комнатам сразу, как навели порядок в гостиной. Перемывая вручную мамин фарфор, которым она так дорожила, что не доверяла стерилизатору, я радовалась, что слезы мешаются с водой, и можно утираться мокрой рукой. И никто этого не заметит. Или сделают вид, что не замечают.