Уснула я быстро, буквально провалившись из одной действительности в другую. Мне приснился Мэтт.
Во сне я была маленькой девочкой. Лет восьми-девяти. Мэтт привел меня в городской парк развлечений.
— Я хочу на Гору Ужаса, — топала я ножкой, зная, что мне не откажут.
— Ты слишком маленькая, Ириска. Вон, там написано, что аттракцион для детей с десяти лет.
— С родителями можно, — вмешивается в наш разговор служащая парка.
Я умоляюще гляжу сверху-вниз, и Мэтт обреченно кивает, соглашаясь. Он никогда мне не отказывал. Просто физически не выносил вида моих слез. И да, я это понимала и этим пользовалась. Родители тоже меня баловали, но там я знала предел. С Мэттом предела не было. Мне было позволено решительно все. Единственный запрет, из-за которого я дулась на него в детстве — прилюдное использование магии. Мне так хотелось похвастаться его фигурками, что он делал для меня, но это оставалось единственным, в чем он мне отказывал.
После Горы Ужаса я тащу Мэтта в Пещеру Хаоса, Лабиринт, Храм. Чем выше, тем лучше. Чем страшнее, тем интереснее. Если с ним. Он покорно выполняет все мои капризы, покупает огромного медведя, про которого мама дома пробурчит под нос: «очередной пылесборник», привозит домой под самый вечер, сдает родителям и, мне кажется, что я слышу, как он облегченно выдыхает. Конечно, я была уверена, что мне показалось.
Я проснулась еще затемно и до самого рассвета лежала, размышляя. Кем я была для него? Маленьким избалованным ребенком. Но он приходил к нам регулярно, возил меня развлекаться, превращая каждую встречу в праздник. Неудивительно, что я так ждала каждого его прихода. И, хотя к вечеру он явно уставал от моих капризов, днем он искренне веселился — улыбался, смеялся, подшучивал. Я чувствовала это обостренным детским чутьем и еще больше стремилась к нему.
Когда он уехал — внезапно и не попрощавшись, родители повезли меня в тот парк, что мне приснился. Те же качели, горки, батуты. Но все было не то. Мне не хватало его насмешливых подбадриваний, шутливых комментариев, деланных мучительных вздохов, когда я тащила его на очередной штурм. Неудивительно, что я его ждала. Что, став старше и узнав о начертании, стала ждать еще нетерпеливее, еще сильнее. Неудивительно, что я влюбилась. И, что самое грустное, кажется, люблю до сих пор.
Когда решила, что можно уже спускаться, не боясь разбудить остальных, я умылась, переоделась и пошла на кухню, стараясь все же не шуметь. Зря опасалась. И родители, и Сержио уже сидели в столовой, соединённой с кухней, негромко переговариваясь.