Постояв немного, но, так и не дождавшись Лизу, решил скоротать время и прогуляться, а за одним изведать новые места, тем более что за всю неделю, еще не заходил дальше этой тропинки. Затем он вновь вернется и может быть тогда, застанет ее в саду. Тем более управляющий упомянул об озере, совсем неподалеку.
Туда-то, Михаил Иоганович, и отправился.
Озером, правда, тот пруд едва ли можно было назвать. Затянутый в плен зеленых водорослей, он был примечателен лишь мириадами поденок, что поднимались над его гладью, как утренний туман, и, кружась, взмывали ввысь в вечном танце природы, дарующим не только жизнь, но и смерть.
И ни одной живой души больше. Ни всплеска рыбы, ни даже кваканья лягушек.
– Что ж, в мутной, и грязной стоячей воде выживают лишь насекомые, да пиявки, – разочарованно подумал Мейер.
Ему вдруг вспомнилось то утро, два месяца назад, и горечь прошлого накрыла его с новой силой…
Март 1979 год. Три месяца назад.
Вот уже полгода, как он был влюблен, а точнее ему казалось, что влюблен.
Погружаясь все сильнее в мир разгула и порока, он, отчего то, находил в том и удовольствие и утешенье. Словно устав как цирковая лошадь скакать по кругу, под удары хлыста, он несся вольно в неведомую даль, приносящую ему ощущенье свободы и полета. Впрочем, скорее, ложное, нежели истинное.
Воспитанный в крайней строгости, чем часто грешат родители, поведение которых, так далеко от идеала нравственности и морали, он к своим почти сорока годам, словно засиделся в роли мальчишки, чья главная задача, быть лишь примером послушанья и не боле.
И теперь оказавшись на воле, что даровала ему она, не знал, что с этой свободой делать, и оттого кидался из одной крайности в другую, стараясь преодолеть за день путь длинною в жизнь.
Дни, недели и месяцы завертелась в калейдоскопе разноцветных, но по сути однообразных событий. Жизнь разгульная, жизнь кутежная, жизнь распутная. И не было б тому конца, если б не одно мартовское утро…
Он впервые проснулся, не застав ее рядом. Сначала он не придал тому значенья, и, посмотрев тяжелым и мутным взглядом в потолок, вновь погрузился в сон. Еще несколько попыток проснуться, но голова болела с похмелья, отчего то больше чем обычно, а тревожные сновиденья, терзали не только разум, но и душу.
Наконец, выбравшись из похмельного тумана, он очнулся, и, превозмогая разбитость, сел на кровать. Еще с минуту, действительность плыла перед глазами, пока он не смог различать предметы так, как они были в действительности. Мейер оглядел комнату, пытаясь собраться с мыслями. Все было на своих местах: стул, раскиданная одежда, бутылка шампанского, и даже две, но что-то было не так. Он еще не мог понять, что именно, но чутье, подсказывало, это утро, чем то отличается от утра вчерашнего, да и всех других пробуждений до сего дня. В воздухе по-прежнему стоял резкий запах ландыша, по нему он безошибочно узнавал ее, когда она была рядом, или что была здесь.