Любое слово было бы лишним, думал священник на досуге, вспоминая того мужика, его богопротивный вид и запах, исходивший от него. И хорошо, что по воле судьбы ничего отвечать ему не пришлось, глупость малолетняя превзошла глупость зрелую. Наблюдая, как Василь работает в саду храма, как со лба его стекает седьмой пот, священник, пригладив шёлковую бороду, сказал – из малого вырастает большое, какое малое, такое и большое. Инок съел и эти слова.
Всё позабуду, а этого не позабуду, рассказывал священник. И лучезарных глаз не хватило бы увидать мальчишку, что летел как ветер, чтобы украсть мою трость. Мних, ходивший со мною, успел подхватить меня, не то узнать моему дряхлому телу хорошенький удар. Встречный наш уж и помчаться за сорванцом всем видом обещал, да вот беда – вина он выпил непозволительно много, оттого лучшим определил оставаться на месте. А сорванец с моей тростью под мышкой добежал до балагана, врезался в толпу и, толкаясь и пихаясь, отдавливая ноги, пробрался к месту, затмив собой вертеп. Э-ге-ге! – вскрикнул он, сунув мою трость между ног, – где ж это видано, чтобы поп ходил без палки? А подайте ему дьявольского вепря, на нём он и до луны доберётся! – и давай, приплясывая, ходить кругами. Видать, подглядел богомерзкий сюжетец средь постыдных картинок, где и мёртвых котов, и сраму всякого насмотреться можно. Люд недоумевал, переглядывался, не зная, какому чувству придаться. А негодник возьми и укажи на свою работу – тут народ увидал, в каком положении оказались я, сбитый с ног, и тщедушный мних с жиденькой бородкой, в последних силах поддерживающий почтенного наставника, чтоб тот не плюхнулся наземь и не расшиб всё, что ни на есть ценного. А рядом-то, Бог ты мой, встречный наш лежит, как собака, и сопит – значит, подкосило его! Бабы ахнули, кое-где зашептались, тишины становилось всё меньше, а как последний шёпот пропал, так и грянул беспощадный хохот. Даже из балагана дураки разукрашенные повыскакивали, подивиться над чем это народ так смеется. Мальчишка от гордости весь светился. Ну, конечно, целое представление собой заменил, для гордости повод несомненный. Но как не смешлив здешний люд, а в глотке у всякого образовался ком, стоило только собраться с духом и на хромых ногах, без помощи мниха, приблизиться к толпе. Все убоялись моего взгляда, ибо взгляд подобный из людей присущ только священнослужителям. И мальчишка убоялся, потому бежать не стал. Так вот, ответьте мне, голубчик, ни верно ли, что отец благословил сына палкой по хребтине и отослал ко мне, на работы? То-то и оно.