2
В окне хозяйской спальни свет не унимался до полуночи. Свеча горела беспокойно, словно незримый дух игрался с огоньком. У отца Митрофана приключилась горячка и до сей поры мучит его. В бреду старик сквернословит и плюётся, снедаемый ужасными судорогами, зовёт кого-то, а после цепенеет, словно видит тех, кто отозвался. Неужто подпустил к себе нечистого? – говорили дворовые, – ежели ряса не спасёт от чёрта, то ничто уж не спасёт…
Завтра Василь вернётся домой. Он не корит себя, что более всего хочет увидеть не мать, а ту, которая каждую ночь приносила ему яблоки из собственного сада, рискуя попасться в лапы сторожа. Ещё меньше его волнует, что скажет отец, когда сын покажется перед калиткой. Наверняка, выкажет презренье остриями глаз и ударит по лбу. Для рыбака он больно вспыльчив, думал Василь, сидя под звёздами.
Василь провёл время в неказистой клетушке, имея в своём распоряжении маленькое окошко почти у потолка и узкую деревянную кровать, удобством ненамного превосходящую землю. Отец Митрофан выделил ему так же небольшую потёртую книжку, но разобраться в ней Василь не сумел. Оказалось, книга трепетно относится к тому, что в ней содержится и не каждому открывает суть. И всё-таки, по ночам, когда лунного света бывало достаточно, Василь листал книжку, любуясь письменной вязью языка, которым он не владел. К слову, отец Митрофан редко был милостив к робким душам, обыкновенно не щадя их за безнравственность и богомерзкое бытие, однако вложив священную книгу в руки сорванца, снискал среди местного населения славу истового христианина. Впрочем, сам Митрофан искал возможности увидать воочию настоящее чудо, как если бы заговорила неопалимая купина, но было бы достаточно и того, если бы Книга чудесным образом открылась душе безграмотного мальчишки.
Наигравшись, дух вылетел в окошко мотыльком и поспешил отыскать новый огонёк. Старуха взбаламутила подневольных и послала их в город. Увидев Василя сидящим на ступеньках, старуха что-то пробубнила, а потом крикнула – Иди спать! Нечего тут!.. – осеклась и поторопилась, ветхая кобыла, обратно в дом.
Как приехал врач Василь не увидел – это было рано утром – как и не увидел после отпевание отца Митрофана в корабле храма, его старуху, закутанную в сумрак, чумазых детей и собак во дворе, и молодого инока, исторгающего крупные слёзы из бесконечно глупых глаз – Василь убрался восвояси, как только ему того пожелали.
Пойте о материнской любви! Как же целует женщина сына, как обнимает его, приглаживает волосы и приговаривает – Василёк ты мой Василёк! – и всё плачет, плачет. Ах, как вырос, как вырос, на цыпочках лба не достанешь, коли сынок не поклонится. Руки крепкие, храбрые, а глаза те же, чёрненькие, как у вороненка. Наглядеться не могу, не могу! Хорошая пора пришла, тёплая, сердечная!.. – а из объятий сына не выпускает. Поодаль стоял отец – как не просилась отрада, но выйти на хмурое лицо ей не дозволило мужицкое упрямство.