Чёртово семя, или Русалка (Блинов) - страница 9

Лисса не заметила ухажёра. Он дожидался её, чтобы первым узнать, что она узнала. Василь понял, Лисса ничего не расскажет, если не потребовать. Но и тогда она молчала и всё шла не оглядываясь. Он закричал – отзовись! А в ответ раздавалось молчанье. – Знаю, почему ни слова, – не вытерпел юнец, – меня ты увидала, вот и не рада! А всё равно моей будешь, Лисса!.. Но Лисса не обращала никакого вниманья на горячие слова, она свернула с дороги, прошла сквозь траву, прямиком к озеру, сквозь ромашки и васильки – едва Лисса растворилась в зарослях, Василь поспешил за ней.

Она спустилась к озеру маленькой тропинкой, прошлась по бережку и присела на камень, наполовину лежащий в тёплой воде. Василь наблюдал из-за берёз, как Лисса снимает обувку, как опускает белые ноги в озеро, опираясь о камень и как рада она видеть солнце, пасущее овец на лазоревом лугу. Где-то закукарекал петух и птицы, закрашенные рощей, защебетали, засвистели, запели, словно теперь появилось о чём петь. Василь скоро спускался по тропинке, взметая лошадиную пыль. Не пленяя лицо дурным настроеньем, Лисса подняла ноги из воды и обхватила колени руками.

– Лисса, – произнес безутешный Василь, – отец наказал жениться до осени. Он уж и пару мне подыскал, но я не хочу, Лисса, слышишь? Я о тебе!..

– Уходи, – повторила она, – уходи, прошу, уйди. Василь закачал головой – И не подумаю. Лисса оглянулась, и юноша поймал насмешку на её устах, – Я равнодушная к тебе, не нужен ты мне, и мальчишкой был не нужен и сейчас не нужен! Юноша схватился за пояс и процедил – Пусть тогда роща мне женою будет, а ты… – и сорвался с места, и побежал прочь, в самую рощу, откуда выхода нет.

На поляне средь трав и былинок рос клевер и кровавая герань, кое-где красовалась перелеска и папоротник, трепеща крылышками, тянулся к небесам. Деревья, словно тени древних стражей окружили светлую поляну, и молча наблюдали. К их высоким стволам прижались брусника и будра, чуть поодаль мелко рассыпался вербейник. По веткам и листве сбегали лучезарные ручьи, меж редких сучьев разливаясь золотом, а в густой куще застывая мёдом. И тёплый ветерок, робкий, как дитя, прогуливался средь цветов и трав, а за ним еле заметно поднималась пыльца – точно звёзды рождались землёй. В самой середине лесного сада был Василь. Он стоял неподвижно, одни плечи вздымались и затухали от частого дыханья. Лисса перешагнула перелеску, боясь потревожить причудливый цвет, и лёгкой поступью приблизилась к юноше. Лисса не видела его лица и не сразу решилась обратиться к тому, кто стоит спиной. – Василь, – проронила она, наконец. Юноша обернулся. Что-то переменилось в его глазах, он не смотрит на неё как раньше, в ожидании ласки – он крадёт желанную ласку, тянет холодным взором точно шёлковую нить и проглатывает. – Василь! – вскрикнула она. Каменные пальцы пронзили её плечи и лишили чувств. Она рухнула обессиленная, чудовищный звон сокрушал её изнутри. – Расплетай косу, – донеслось до Лиссы на конце змеиного жала. Она с трудом поднялась на колени и раскрыла глаза – небо, кружась над землёй, засасывало краски леса, перемешивало их и прятало в облаках, будто в сундуках. Что со мной? – гадала она сама не своя, расплетая косу, – день ещё или вечер крадётся? Как хороша, как прекрасна!.. Разлучённые пряди склонились над цветами ливнем. Юноша прижался к волосам, иссиня-чёрным как ночи ранней весны, вдохнул их запах, взглянул на бледное лицо, коснулся глаз, бескровных губ – потерял сердце средь камней и повалил девицу, не тая животной похоти. Дева трепетала придавленная к земле, по её ногам бегали тяжёлые прикосновенья грубых рук, и тайна, хранимая ею, о которой она сама ещё мало что знала – истекала кровью, покорная порочному вмешательству. Она закрыла глаза и поклялась вынести муку, не выдав себя мучимую ни шёпотом, ни криком – лишь непослушная слеза сбежала из очей и пала на белый лепесток. Кто был сейчас безликим зверем, тот полон алчности, перед которой испокон веков склоняли головы премудрые жрецы. Ничто не важно, ничего во всей вселенной отныне не имеет смысла, и звёзды, что над нами сквозь голубую призрачную ткань глядят, на самом деле – слепы. И незаметно ничего, хотя бы там, у дальних мест, хотя бы здесь – никто не видит, как средь трав растится клевер и кровавая герань!..