Ничего не чувствовала.
Абсолютное опустошение.
Будто вместе с желчью душу вытошнила.
И это совсем неплохо…
— Какой срок, сестренка? — Гаврила спросил негромко, пряча телефон, в котором походу лазил, сидя на кровати, пока она обнималась с унитазом. Вряд ли ждал, что Агата ответит сразу.
Наверное, даже ко лжи готовился. Она же только плечами пожала.
Уже считать перестала. Большой.
— Костя знает?
Реагируя на следующий вопрос, перевела взгляд, долго смотрела в лицо Гордеевского друга, только моргая, а потом снова уткнулась лбом в колени, затряслась из-за новых сдавленных рыданий…
Нет.
Не знал. Но теперь-то…
Верный Гаврила не смолчит. Ни за что. И никогда.
А значит…
— Тихо… — Агата не хотела, чтобы к ней подходили, чтобы ее трогали. Чтобы Гаврила трогал. Но была слишком безнадежно бессильной. Не пыталась ни отползти, ни протестовать, когда слишком близко — напротив, на корточки опустился Гаврила. Положил руку на голое плечо, повел по нему… — Тихо, сестренка. Тихо…
Заговорил будто бы ласково… Сделал только хуже.
Потому что нельзя верить ласковым словам этих людей. Они не пощадят. Ни один из них её не пощадит.
— Ты назад не пойдешь, успокойся. Обещаю тебе. Всё. Сейчас домой поедем. Умоешься только. Через черный ход выйдем. Я тебя отвезу. Слышишь?
Слышала. Кивнула. Успокоиться попыталась. Потому что… Они же не любят слезы. Слезы их раздражают. Каждого из её мучителей.
За слезы режут лицо. За слезы садят в клетку, а потом достают оттуда по надобности.
Господи… Ну за что?
Стараясь отбрыкаться от нового захода на истерику, Агата выдохнула, с силой проводя по глазам, размазывая всю ту красоту, которую так усиленно наводили, запрокинула голову, ударилась затылком о кафель…
Чувствовала, что рука Гаврилы ложится на ее колено, он снова гладит…
Усмехнуться захотелось…
Потому что увидь их сейчас Костя — взбесился бы. А ей… Ровно. Просто не знает пока, самое ужасное уже случилось и она на дне или дальше будет хуже.
— Он бы тебя не потащил, если бы ты сказала, сестренка… Ну ты же не маленькая… Ты же понимаешь, как легко потерять…
Гаврила старался говорить, не пугая. Это ощущалось. За это можно было бы благодарить уже в четвертый раз.
Но Агата только усмехнулась, продолжая изучать потолок.
— Не рассказывай ему, пожалуйста. Хотя бы сегодня. Пожалуйста. Я не выдержу…
Первые произнесенные Агатой слова звучали сдавленно и хрипло. Ей самой стало не по себе от того, насколько некрасиво может звучать собственный голос. Наверное, абсолютно под стать лицу.
Только по Гавриле не видно было, чтобы это вызывало отвращение. Он коснулся кожи, смотрел в ее лицо, ждал, пока Агата опустит на него взгляд…