Где, мать его, подвох?
Однажды я уже здорово обжегся. До сих пор, вон, фантомные боли.
— Кстати, я на твою жену в Инстаграм подписалась, — делится Ю, и жевать перестаю уже я.
— И нахрена? То есть, зачем?
— Ну… — пожимает плечом. — Посмотреть хотела, а у нее профиль закрыт. Она красивая.
Это я знаю. Ты тоже вот, красивая.
— А почему вы разошлись? — спрашивает без обиняков. — Ты ей изменял?
Ну здрасьте.
— А почему это сразу я ей?
— Не знаю. Мне кажется, тебе изменять как-то… Ну кто будет изменять тебе?
Ох, с огнем играешь, девочка. У мужчины две болевые точки — та, что ниже пояса и самооценка. По ним можно как здорово ударить, что сделала моя бывшая, так и поднять до небес, что сделала сейчас эта юная плутовка. И была бы она старше, я бы точно решил, что подмазывается, хочет лучше в моих глазах выглядеть, но Ю… она вообще на хищницу не похожа. Ну или третий вариант: павлиний хвост, который распушился после ее лести слишком сильно застит глаза.
Я мог бы поддержать имидж альфа-самца и не рассказывать ей, но почему-то хочется быть с ней честным.
— Она от меня ушла, быстро нашла другого. Мне кажется, я исповедовался тебе по-пьяни. Ну, перед тем как… — поднимаю руку «играя» пальцами.
А колечка-то нет. Снял.
— Ну то по-пьяни. Это же не считается, — улыбается. Подбирает кусочком хлеба с тарелки соус и отправляет в рот.
Хорошо сидим. Уютно. Свечи и шампанское — считай напророченный Дэном романтик.
И его голосом подсознание:.
«Тут и спальня недалеко. Не тупи! Подлей вина».
— А ты ее до сих пор любишь? — спрашивает она вдруг, и обманывать я по-прежнему не хочу.
— Я долго ее любил. А сейчас, знаешь, почти отпустило. Разошлись, бывает, — и раз пошла такая пляска: — А ты до сих пор любишь своего… э… Гену?
Чуть не сказал богомола.
Грустнеет. Прямо на глазах. И я уже жалею, что спросил. Не хочу видеть ее грустной.
— Да, любила, — решается. — И до этой злосчастной поездки и долго после. Но время оно действительно лечит. Целых полгода прошло все-таки…
— Но ты же едешь забирать его… — Господи, как бы помягче: труп? Тело? — Останки.
— Ладно, я вам признаюсь… — зачем-то понижает тон и даже чуть-чуть улыбается. — Я надеюсь, что тело Гены не найдут.
— Э… то есть?
— Я надеюсь найти его живым!
… и делится своей безумной идеей о сумасшедшем неизвестном в какой-то хренвыговоришь деревне на Эльбрусе.
И вот это чувство — когда завидуешь почившему чуваку. Его уже нет — что, блин, очевидно, — а она цепляется за соломинку.
Любил ли меня когда-нибудь кто-нибудь вот так? Искренне, безвозмездно, просто за то, что я есть.