– Безмерно!
– А я тобой!
За грудиной разливается жар. С трудом вдыхаю и продолжаю ошарашенно наблюдать за происходящим. А вот меня походу не видят.
Что за сон без моего участия? Как же тупо бродить тут, как приведение.
– Мама не будет ругаться, если мы еще чуточку задержимся? – спрашивает мелкий.
Чара смеется. И этот звук, блядь, точно такой же, как обычно. Тогда почему у меня ощущение, что я нахожусь в бреду?
– Проверять не будем, Кир.
Решаю, что заметил меня. Ко мне обращается… А оказывается, что снова к пацану. Сказав это, Чарушин подхватывает мальца на руки. Держа путь к дому, так и не взглянув на меня, проходит совсем рядом. Едва не чиркает плечом.
Что за херня?
– После обеда обязательно выйдем еще, сын…
Голос Чары стихает, когда мой мир вновь начинает трясти.
– Отойти! Разряд! Еще разряд!
– Вот тебе и Новый год…
– Разряд!
Какая странная комната… Мало того, что все удушающе розовое, так еще – кружева, воланы, рюши, банты… Слепит едва ли не меньше солнца.
– Не так… Не так… – ноет девчонка лет трех. – Мама делает не так!
– Конечно, иначе. С волосами – папе равных нет. Ну, круче же получается! Посмотри? – увещевает малявку сидящий за ее спиной Филя.
– Нет, не круче! Некрас-си-во…
– Ладно, ладно… Я переделаю, только не плачь, – стягивая с головы вредной сопли такие же розовые, как и все пространство здесь, резинки, принимается по новой ее старательно расчесывать. – Выше или ниже?
– Выше, конечно! Вверх!
– Понял…
Смирившись с этими странными сновидениями, я уже ничему не удивляюсь. Ржу, потому что не могу сдержаться. Ну, в любом случае на меня ни Филя, ни малая не реагируют. И… После ярких бликов огромных ламп я оказываюсь в другом помещение. Первым делом радует, что здесь нет того душного розового взрыва. Обычная гостиная в спокойных тонах. Направляюсь к дивану, пока не замечаю у окна Тоху. Он… Он, блядь, зажимает одну из Чариных сестер. Ту самую противную – младшую.
Нет, все, конечно, в курсе, что у Шатохина повышенный уровень блядства. Ебет все, что с сиськами. Но, сука, Чарушины – это святое. Хуже всякого богохульства то, что он сейчас вытворяет.
– Мужик, ты вконец ебанулся? – вырывается у меня, когда Тоха наклоняется и смачно всасывается Маринке в шею. – Остановись, блядь. Харэ!
Только ни он, ни она меня не слышат. При мне же заваливаются на диван.
Мать вашу, меня словно нигде нет… Разражаюсь от бессилия матами.
Необычайно яркий луч солнца проникает в дом и, словно лазер, проходится по возящейся в цветных подушках парочке. Скользнув по кольцу на безымянном пальце Тохи, остро слепит меня.