— А ты ее куском хлеба не попрекай! — прошипела тетушка. — Не ты ее поишь-кормишь. Мало я вам, что ли, денег привезла?
Ирина сразу пошла на попятную:
— Да что вы, маменька? Да у меня и в мыслях не было. Да если бы я сама могла с детьми заниматься… Но вы же знаете — я по причине слабого здоровья даже в гимназии не училась.
Невестка не отличалась ни умом, ни чувством такта. Да и хозяйство толком вести не умела. Как, впрочем, и сам Евгеша. Прибыв сюда, тетушка обнаружила его торговые дела в таком упадке, что пришла в ужас. И только ее стальная хватка в это смутное время позволяла его магазину получать хоть какую-то прибыль.
— Как вы можете думать о подобной ерунде в такое время? — Евгений громко отхлебнул чай из стакана и снова зашуршал страницами «Русской воли». — Вы только послушайте! В русло голодных бунтов втянуты все дурные инстинкты народные: и тяга к водке, и национальная вражда, и органическая нелюбовь к интеллигенции, и дикое озорство и варварство, порожденное безграничной темнотой и невежеством. Всё служит погрому. Всё идет на потребу. Найдется ли рука, которая остановила бы это бурливое течение?
Он зачитал целый абзац из газеты и поправил очки на носу.
Ирина покачала головой:
— Куда катится мир?
Тетушку же больше волновало, как политика влияет на их повседневный быт.
— Еще в прошлом месяце за золотник давали двадцать три рубля, а нынче — уже пятьдесят. Скоро на рубль и хлеба будет не купить.
После обеда Шура проводила Таисию Павловну в спальню — та нынче любила вздремнуть в середке дня.
— Неловко тебе тут, да?
Она вздрогнула, когда тетушка погладила ее по руке — та обычно скупа была на ласку.
— Не ври только, Александра!
Она начала говорить про то, как любит племянников, и как благодарна и Евгению, и Ирине за то, что приютили ее у себя. Но только Таисия Павловна и слушать ее не стала.
— Да знаю я, знаю. Ты всегда была послушной и благодарной девочкой. Но я же не про то спрашиваю. Ты мне прямо скажи — хотела бы поехать в Архангельск?
Она растерялась так, что даже ответить не смогла. Молча бросилась на колени перед кроватью.
— Ах, тетушка, да если бы мы могли домой вернуться! Да я и надеяться на это не смела.
Таисия Павловна хмыкнула:
— Ну, полно, полно. Не вздумай расплакаться! Думаешь, не замечала я, что ты Кирюшины письма слезами заливаешь? Хотя не стоит он твоих слёз. Ну, да ладно — я и сама его, дурака, люблю. Но только не вздумай там ему потворствовать. А то станет он опять пользоваться твоей добротой.
Она тихо спросила:
— Но как же вы Евгения решитесь оставить? Время сейчас такое неспокойное.