— Кроме того, они осмотрели меня, чтобы узнать, есть ли лекарство, которое может вылечить мою болезнь.
— Главный священник ранее сказал, что предпочел бы не делать этого без разрешения твоего отца, — ответил Фран. — Я полагаю, он решил провести осмотр теперь, когда вашим отцом стал господин Карстед.
Мне было трудно представить, что папа разрешил бы Фердинанду снять с меня одежду и заставить меня встать на магический круг. Он, вероятно, сказал бы, чтобы тот не смел делать со мной ничего странного. От мысли, как папа проявляет свою чрезмерную защиту, я слегка улыбнулась, но затем тяжёлое чувство потери охватило моё сердце.
Ох! Я хочу увидеть свою семью. По крайней мере, я хочу снова увидеть их лица. Вот только мне не позволяли встречаться ни с кем из нижнего города, включая людей из компании Гилберта, пока не закончится моя церемония крещения. Им потребуется некоторое время, чтобы убедить всех в том, что Майн умерла, и начать закладывать фундамент, чтобы заставить людей поверить в историю о Розмайн. А я тем временем буквально умирала от одиночества. Двое моих новых помощников были моей единственной эмоциональной поддержкой в эти тяжёлые времена.
— С возвращением, госпожа Розмайн! — приветствовала меня Моника, когда я вернулась в свои покои.
Её ничем не украшенные изумрудно-зелёные волосы были туго собраны за головой. Видимо, она так восхищалась Вильмой, что даже подражала её внешности. Первое, что она сказала мне, это то, что она будет служить мне вместо Вильмы, учитывая, что Вильма не может покинуть приют.
Тёмно-карие глаза Моники придавали ей вид серьёзной девушки, напоминая мне члена студенческого совета или кого-то в этом роде. Они с Франом прекрасно ладили как коллеги, и она была трудолюбивой, отдавая все свои силы тому, чтобы взять на себя обязанности в работе с документами вместо Розины. Фран часто хвалил её результаты, говоря, что время, потраченное на помощь Вильме с оформлением документов в приюте, сделало её более способной ученицей, чем он ожидал.
— Моника, Никола, я вернулась.
— С возвращением, госпожа Розмайн. Я сейчас приготовлю чай. — сказала Никола.
Её распущенные рыжие, почти оранжевые, волосы были заплетены в две косы, и она с сияющей улыбкой направилась на кухню. Это была энергичная тринадцатилетняя девочка, которая просто любила вкусную еду, и за её не спадающую улыбку про себя я её прозвала «Никола-ла-ла»*. Она делала практически всю работу, которую делала Делия, и всегда была рада помочь Элле с готовкой.
И Моника, и Никола очень быстро приспособились к работе в моих покоях, вероятно, отчасти потому, что они всё время приходили сюда зимой, чтобы помочь поварам. Эти двое принесли мне неоценимый эмоциональный комфорт.