Собрав свои вещи, сняв со стены портрет Евдокии Олениной, Маша перебралась в крохотную узкую, как нора, комнатушку, всего-то два на четыре метра, под самой крышей здания, на первом этаже которого находилось кафе-кондитерская. О том, что по возвращению Дювье станет искать её, как и о том, что объясняться с ним все же придется, она старалась не думать.
* * *
Мишель появился в кафе спустя неделю.
— Вот значит как? — смотрел на бывшую любовницу, ожидавшую у столика, пока он сделает заказ. — А ведь могла остаться под моей защитой!
— Я сама справлюсь, — Маша глядела мимо Дювье куда-то в угол. — Вы будете делать заказ? Или прислать другую официантку?
— Не нужно! — Мишель встал. — В Париже есть места поприличнее этой жалкой забегаловки! — и направился к выходу.
Владелица кафе облегчено вздохнула, радуясь, что скандала удалось избежать.
А еще через месяц Маша поняла, что беременна.
— Ну что же ты, Дуняша, — с укоризной взглянула на портрет бабушки, — берегла-берегла меня от нежеланного ребенка — да не уберегла.
Евдокия Оленина молчала. Да и что может ответить картина? Разве что сказать, что все наступает в положенное время. И ты ничего не можешь изменить, как бы ни хотел.
Маша смотрела в окно на крыши ночного Монмартра.
Она думала о том, что будет делать дальше. Одна с ребенком на руках.
Лгать хозяйке не стала, а сообщила о том, что станет матерью. Предложение отвести к знакомой, которая поможет избавиться от плода — отвергла сразу.
— Ну что же, — владелица кафе пожала плечами. — Твой выбор, тебе с ним и жить. О работе не беспокойся. Выгонять тебя я не стану. Девушка ты хорошая, да и привыкла я к тебе за тринадцать лет, — умолкла, словно что-то подсчитывая в уме: — Да-да, именно тринадцать. Или четырнадцать? Что-то я совсем со счету сбилась. Старею, наверное.
Уточнять сколько лет прошло с первого дня её работы в кафе, Маша не стала. Да и не важно это было в принципе. Намного важнее то, что в этом году ей исполняется двадцать девять лет.
Париж готовился к встрече нового тысяча девятьсот тридцать четвертого года…
* * *
— Хвала Господу, что девчоночка на тебя похожей родилась! — владелица кафе рассматривала новорожденную дочь Маши, такую же синеглазую и белокурую, как мать. — Какое имя дашь?
— В мэрии запишу Жанной, — ответила молодая мать.
Через две недели после рождения, священник православной церкви Сент-Женевьев-де-Буа окрестил девочку, став её крестным отцом.
— Помазывается раба божия и нарекается именем Анна, — бормотал, окуная девочку в купель. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.