— Давайте… — виски полилось в стаканы.
В-третьих, я вернулся к родным пенатам не от хорошей жизни и теперь заливал зеленую тоску. Моя московская эпопея закончилась пинком под зад, едва-едва отданным долгом, разбитой рожей и разочарованием в людях. Заработал, мать его, больших денег, как же… Но я в общем-то об этом всём не жалел. Опыт всё-таки! Писать и работать за это время научился, теперь нужен был просто небольшой перерыв, чтобы собраться с мыслями и залечить раны — и вперед, к новым свершениям. Ну там, горы сворачивать, звездочки с неба доставать.
А Леночка и ее братец черта с два до меня сюда дотянутся — для моей бывшей всё, что дальше ста километров от первопрестольной — терра инкогнита! Она однажды спросила, далеко ли от моей Дубровицы до метро? Я сказал, что до Чернобыля раз в двадцать ближе, так девушка обиделась — думала, что издеваюсь. Братец ее — Степан наш Витальевич, уродился такой же ограниченный, даром что коммерческий директор… Но девочка была чистенькой, приятной, и очень симпатичной, а еще — никогда особенно не пыталась залезть в душу, ограничиваясь приятным времяпрепровождением. А Степушка позволял мне на работе хоть ноги на стол закидывать или не приходить вовсе — главное, чтобы у материалов охваты были хорошими, и выходили они своевременно. Наш портал с корпоративными новостями пользовался некой популярностью даже на городском уровне, и, кажется, в этом была львиная доля моей работы. Я почти поверил в счастливое будущее, когда милая Леночка на моей служебной машине разнесла чей-то гелик на парковке перед офисом. Убоявшись проблем с хозяином тачки, братик и сестричка не нашли ничего лучше, кроме как спихнуть сие деяние на меня. В общем — те типы из охранного агентства, которому принадлежала машина, разбили рожу мне, а я — Степушке. Но деньги пришлось отдавать… И валить из Москвы в родную Беларусь, на самую ее периферию, в объятия дубрав и днепровских круч.
— Слушайте, Викторович, вы ведь охренительный журналюга, — после трех порций меня разобрало на откровенность. — Вы что, вот так и просидели в сраной Дубровице, в редакции районки всю жизнь? Вам никогда не хотелось чего-то изменить? Прорваться наверх, в конце концов — стать богатым и знаменитым?
— Дык! — сказал Белозор. — Почему нет? Я ведь тоже — вот так вот, как ты, ездил в Москву, в архивы — и такого там нарыл… Книгу готовил к печати! В семьдесят восьмом году вернулся — с большой головной болью и серьезным таким предупреждением, понимаешь ли… Мол — полез не туда.
— А куда полезли?
— Плюнь и разотри. Не стоит оно того… Был бы ты в моей шкуре — понял бы. А так объяснять — не объяснишь.