— Быстрей! — крикнул Мена.
Беглецы спрыгнули с сёдел — и тут Агниппа, холодея, поняла, что не может сделать ни шага. Ноги словно одеревенели.
От ужаса сердце словно рухнуло куда-то вниз, в ледяную пустоту. Никогда прежде ей не становилось так страшно.
— Мена!! — с отчаянием крикнула она — и услышала топот погони в воротах.
Совершив немыслимое усилие, царевна на ослабевших, подгибающихся ногах вбежала следом за своим советником в прохладный полумрак пустынного Парфенона.
В царящей здесь тишине их шаги гулко раздавались под сводами, взлетая ввысь, туда, откуда через прозрачный, чуть не светящийся мрамор лился в зал свет солнца. Посреди храма возвышалась статуя прекрасной женщины-копьеносицы в высоком шлеме, изваянная из бронзы и слоновой кости.
За нею, в полутёмной глубине, скрывался второй ряд колонн — более приземистых, за которыми, наверное, находился вход в служебные помещения.
Агниппа затравленно озиралась, чувствуя себя в ловушке.
— Что делать, Мена?! — крикнула она.
— Беги к статуе, обними её подножие и не поднимай головы, — коротко велел советник. — Это значит, что мы просим защиты у Афины, и её жрецы вступятся за нас. Быстрее, не стой же, о царевна!
У портика уже раздавались крики — погоня подскакала к храму и сейчас, переругиваясь, решала, что делать дальше: следовать ли за беглецами в Парфенон или нет. Кто-то кричал, что у них приказ и что царь строго спросит, кто-то отвечал, что им не платят за стычку со жрецами и что никакого жалования не хватит, чтобы оплатить лично его отсидку в греческой темнице за святотатство.
Пока шла эта перебранка, Агниппа, поскальзываясь на бронзовых плитах пола, кинулась к подножию Афины и обняла статую богини. Рядом распростёрся Мена.
Агниппа так крепко прижалась к покрытым слоновой костью стопам, словно в них заключалась самая её жизнь. Со слезами на глазах египетская царевна молила эту неведомую ей богиню о защите, потому что родные боги — те, которым она молилась, алтари которых украшала — эти боги требовали её жизни, и только в этой неизвестной, чужой богине Агниппа теперь могла найти спасение.
И она молила о нём со всей пылкостью юного сердца.
Крики и шум у портика стали громче — и в храм, прямо верхом, въехало человек двадцать.
Все вооружены копьями.
Остальные остались во дворе, не дерзнув оскорбить храм Паллады.
— Вот они! — раздался чей-то возглас.
Сердце Агниппы сжалось.
И тут из-под одной из задних арок раздался твёрдый и властный голос, в котором звучали гневные нотки:
— Кто вы такие, нечестивцы, что осмелились въехать в святилище великой дочери Зевса на лошадях?! Вон отсюда, безбожники, или вы в полной мере получите наказание и от бессмертных, и от людей! Будь вы хоть трижды чужеземцы, но надлежит чтить и чужих богов — в особенности богов той страны, в которой вы находитесь!