— Скажи-ка мне, дорогуша, помощница моя ненаглядная, незаменимая… Кольцо у тебя? — поднимаю подбородок и обвожу ее взглядом с явно нездоровой головушки до кончика хвоста, который так и норовит найти на свое основание неприятных приключений.
Зинка в этот момент опускает глаза долу, из них сразу же уходит возмущение. Ага! Чувствует-то вину свою, негодница, небось! Но вопреки моим ожиданиям она не стала сразу же каяться, а просто отряхнула свой пушистый красненький хвостик, шоркнула задней лапой и как-то понуро свесила голову, будто пытаясь вжать ту в свои мохнатые плечи.
— Вот только не надо мне тут строить из себя стесняшку! — знаю, что грубо давлю на нее своей агрессией, но уж очень мне не нравится вся эта ситуация.
Мы ведь в полной *опе. Еще и долг навесили, ироды. Так что, прокручивая в голове все ужасы нашего бедственного положения, я уперла руки в бока и подошла ближе к Зинке, гневно нависая над гадиной. Это уже не шутки, это… Это полный ужас! Я ведь могу все потерять… Только обретенную жизнь в новом мире! И пусть та еще не шибко-то и состоятельная, но это моя! Наша жизнь! И нечего всяким безалаберным свешивать свои бессовестные лапы с моих не богатырских плеч!
— Слабеньких, как же… — вдруг слышу ее бормотание, но рот у нее не двигается, так что я списываю это на свое воображение, уж больно сильно расшалившееся в последнее время.
— Ну! — поторапливаю негодницу, теряя всяческое терпение. — Признавайся, давай, у тебя? Или у тебя?
Этим “или” даю понять ей, что уж кто-кто, а я точно не имею сомнений на этот счет.
— Да, ты права… — все же звучит ее виноватый голосок, вызвав во мне, с одной стороны, облегчение, что пытать ее на признание не придется, а с другой… Боже, нам всем конец...
Зинка, прочитав, видимо, мои крамольные и нерадужные мысли, в это время вздохнула и села на мешок, снова поднимая столб белой пыли.
— Это я, — продолжает она признаваться, все больше вбивая сваи в мое и без того плохое настроение. — Но оно было таким краси-и-ивым... С таким большим красным камешком…
И тон у нее такой жалобный. Аки “пожалейте меня и не ругайте, не виноватая я”. Но меня не пронимает. Я просто стискиваю скулы и хмуро гляжу на воровку.
— Где кольцо? — произношу сквозь зубы, да с таким тихим шипением похлеще всякой змеюки, что на секунду сама сомневаюсь, что принадлежу к роду человеческому.
— В моем тайнике, — нехотя отвечает, все ее тело напрягается, лицо напыживается, как у хомяка, отчего я не выдерживаю и издаю смешок.
И это было зря. Зинка сразу же поднимает голову, глядя на меня почему-то с надеждой, вот егоза такая.