Поднимаюсь из кресла и делаю несколько шагов, нависаю над ней, уперев руку в изголовье.
Зачаровывает. Во сне она слишком трогательна.
– Ярослава.
Повторяю имя. Хмурит бровки, но не просыпается.
Ей подходит. Приносящая свет. Только малышка попала в самую тьму, в настоящее пекло.
Одеяло слегка сползает, демонстрируя ее наготу, и я с жадностью впиваюсь в мягкие женственные изгибы.
Пальцы жжет от желания прикоснуться, смять, вцепиться в нее, как часы назад. Приоткрывает полные губы и мне хочется вновь накинуться, выдирать ее стоны, брать неистово и столбенеть от неожиданности, когда ответит на поцелуй.
– Не повезло тебе.
Сжимаю руку в кулак. Понимаю, почему стопанул с ней. И это напрягает. Когда речь идет о мести, эмоции мешают.
Несмотря на четкие установки не трогать, кажется, что до сих пор ощущаю ее тонкие пальцы на плечах и слышу ее стон, упавший согласием быть задранной зверем.
Почему остановился? Зачем заставил себя уйти?
Сегодня я должен был ее уничтожить, растоптать, чтобы унизить через нее своего кровного врага.
Представлял себе девку, жадную до богатства, готовую лечь под любого. Да, невинную, но это не показатель. Далеко не показатель. Кроме того, что медицина позволяет привести товар в надлежащий вид, даже если он испорчен, гниль души никакой целостностью тела не замажешь.
Лишние мысли. Их не должно быть. Но они есть и это бесит.
– Ярослава.
Зову девчонку, хочу, чтобы проснулась, чтобы перестала быть такой нежной и трогательной, хочу, чтобы распахнула бирюзовые глаза, хочу видеть в них ненависть и злость.
Так легче. Правильнее.
Четкий план возмездия. Айдаров возжелал себе жену. Время мести пришло. Да и девица оказалась интересная, перед самой свадьбой слиняла в клуб и оттянулась хорошенько.
Картина ясна.
Должен был сделать многое, но не сделал ничего… Рука не поднялась. Все поднялось, а вот рука того, кого прозвали Палачом, дрогнула.
Впервые. Не знающий пощады линчеватель, привыкший карать, сносить головы, уничтожать, не привел приговор в действие.
Дал шанс.
– Наваждение…
Тру лицо, снова и снова всматриваясь в такие знакомые-незнакомые черты. У девчонки губы пухлые, на щеках румянец, как при горячке, а кожа бледная. Вся она слишком тонкая, прикоснись сильнее и разорвешь, раскроишь.
– Что же мне с тобой делать, Алаайа?
Сажусь на корточки, хочу еще раз рассмотреть это лицо, найти отличие и перестать видеть проклятое сходство!
Сколько лет прошло, а рана все кровоточит, горит огнем, выжженная каленым железом. Воспоминания заставляют огненный свинец расползаться по венам.
Боль привычна, ее было много, а я давно научился терпеть.