Наваждение Монгола (Гур) - страница 88

– Тебе нравится живопись?

– Просто любознательность, – отвечаю подчеркнуто равнодушно.

– Девочка очень любопытная попалась.

Странно, но мне слышна улыбка в его голосе и дыхание ударяет в самую макушку. Прикрываю веки, давлю в себе вспышку смущения.

Он знает, что я наблюдала за ним полуголым, восхищалась литой фигурой и умением, которое он демонстрировал на заднем дворе, словно настоящий варвар орудуя топорами, и в каждом жесте проскальзывала смертоносность воина.

– Интересная картина. Она манит, – отвечаю, чтобы хоть как-то скрыть свое смятение.

– И чем же тебя привлекла именно эта? – в вопросе явно сквозит ирония. Монгол считает меня взбалмошной недалекой девицей, которая склонна к импульсивным поступкам.

Может, он и близок к истине. Правда, в жизни я обычно сама рассудительность, а в шоковых ситуациях работают инстинкты. Главный из которых – держаться как можно дальше от мужчины, застывшего за моей спиной.

Ощущаю на затылке его дыхание, по коже опять гарцуют мурашки и мне хочется высказаться.

– Ты не отвечаешь, – опять явная ухмылка слышна в интонациях, и я закусываю нижнюю губу, углубляюсь в созерцание, чтобы ответить то, что улавливаю:

– Здесь изображен странник, проходящий свой путь, несущий свое бремя. Штрихи пропитаны горестью, она в каждом мазке.

Говорю, чтобы не испытывать гнетущую тишину, не ощущать напряжение мужчины, как вязкую дымку, затягивающую меня в какие-то странные, дикие ощущения, что вспыхивают в животе.

– Я бы назвала эту картину “Одиночество”…

Резкий рывок и меня разворачивают, сильные пальцы прожигаю кожу на локте, а взгляд мужчины нечитаемый. Наклоняется в мою сторону. Не знаю, чего ждать, и просто выпаливаю вопрос, который вертится на языке:

– Кто ее нарисовал?

– Не задавай лишних вопросов.

В голосе металл, интонации – чистый приказ.

– Ты предельно вежлив, – отвечаю зло, – я просто спросила и поделилась своим восприятием. Красивая картина, талантливая работа.

– Художник давно мертв, – чеканит ответ и на миг мне кажется, что я дотронулась до чего-то тайного, запретного, того, что все еще не зажило.

Прикусываю губу и опускаю взгляд, а затем почему-то перехожу на шепот.

– Я не хотела причинить боль своими словами. Я сожалею.

Пальцы обхватывают мой острый подбородок. Сталкиваюсь с пронзительным янтарным взглядом Монгола. Миндалевидные глаза желтеют, светлеют, веки прищуриваются, а уголки порочных губ приподнимаются в легкой ухмылке, придавая чертам зловещий вид.

–  Не играй с огнем. Сожжет.

Мы сейчас так близко друг к другу, мне приходится задрать голову, чтобы смотреть на огромного мужчину.