Так мы проводим ещё пять минут в полном молчании. Мне кажется, он смотрит на меня, хотя не уверена. Он слегка повернулся в мою сторону и просто молчит. А я нервно хожу из стороны в сторону, обняв себя за плечи. Покусываю губы в волнении. Прошу внутри себя, чтобы помощь поскорее прибыла.
Его увезут. Я пойду домой. И мы оба забудем этот случай уже завтра. Он-то уж точно…
– У тебя есть вода? – вдруг нарушает тишину.
– Нет.
– Черт, пить охота. Сушняк.
Он медленно поднимается со скамейки и встаёт в полный рост. Но тут же, чертыхнувшись, снова садится. Закрывает глаза и замирает. Дышит глубоко.
Ему становится хуже. Я, преодолевая страх, подхожу к нему и долго смотрю в лицо.
– Где же эта помощь? Что же она такая не скорая? – бормочу в тишине.
– Мне не нужна скорая. Я сейчас посижу немного и поеду домой, – отвечает закрытыми глазами.
– Ты весь дрожишь. И… И у тебя температура. Семён, не будь упрямцем, – произношу, некстати забыв, КТО передо мной сидит.
До боли закусываю губы. Что я говорю? Кому я говорю? Я привыкла быть опекуном, у меня сестра младшая и я всегда заботилась о ней. И сейчас воспитательный упрек вырвался сам по себе.
– Да что ты заладила? Температура, температура. Мать твою, лучше принеси воды.
– Где же Скорая? Почему так долго никого нет? – игнорирую его ругательства. Надеюсь, это просто выражение его общего состояния, а не обращение ко мне.
– Пока они едут, я уже откинусь, – смеётся Семён.
Я злюсь. Да что он за человек такой? В чем-то он, конечно, прав. Скорой помощи бывает не дождешься. Когда она так нужна, ее нет.
– Эй, как тебя там? Сделай одолжение – отмени ее. К черту все. Не поеду никуда по-любому! Отмени вызов. Я же сказал – мне не нужна помощь! Ферштейн?
Он говорит с такой грубостью и злостью, что я ахаю. Слезы выступают из глаз. Да ну его со своими оскорблениями! И правда, чего это я заладила? Он взрослый парень, ему не пять лет. Пускай сидит тогда здесь один. Все что было в моих силах, я сделала. Больше терпеть его вздор я не намерена.
– Хорошо. Отменю. Как знаешь, – сказав это по возможности вежливо, отворачиваюсь и быстро ухожу от него.
Он ничего не отвечает. Сидит, как и сидел, даже не взглянув на меня. Семён в плачевном состоянии, но отказывается от поддержки. Ну что ж. Это его право. Нет так нет.
Ухожу, повесив голову. Мне становится его искренне жаль. Честно. По-человечески. Почему не захотел принять помощь? Может, все дело во мне? Он не хочет иметь со мной дело? Даже сейчас, когда ему нужна помощь – не хочет общаться со мной? Конечно, ведь для него я Ницше, Секондхенд. Где он? И где я? У него на уме клубы, тусовки… А у меня книги и учеба. Он богатый парень, а я, наверное, самая бедная студентка из всех в университете.