Я нервно прочищаю горло.
– Это что за шмотье? Эй, Ницше, это твое? – спрашивает брюнетка сквозь противный смех.
Ницше? Боже, как стыдно. Они мне и прозвище успели придумать. Кошмар.
– Алла, что делать? Я к ним не пойду, – шепотом говорю подруге, хватая ее за рукав куртки.
– А как же вещи? – так же шепотом отвечает.
Народ начал с любопытством заглядываться на вещи. Семён, заметив шумиху, обращает внимание на вещи, а потом и на нас с Аллой.
– Эй, Ницше, твой секонд-хенд? – Семён подходит к одежде и касается носком тяжёлого ботинка голубенькой кофточки.
Все заливаются смехом. А я горю как звезда Бетельгейзе. Самая яркая в созвездии Ориона. Мне так жаль блузку и себя в придачу. Слезы обиды готовы вырваться из глаз. Да как он смеет?
– Твою же ты ёжики, – ахает Алла, – подонок!
– Никакой он не Человек-паук. Он не герой. Он Доктор Отто Октавиус скорее.
Меня раздирает. Ну как же так. У кого-то нет денег даже одежду купить, а они. А они…
– Мы спасём твои вещи, – уверенно говорит Алла и делает решительный шаг вперёд.
– Стой, я сама. Спасибо, – останавливаю ее и сама иду вперёд к вещам.
Делаю несколько глубоких вдохов и вот подхожу совсем близко к Семёну.
– Помочь, любительница психов? – интересуется он дерзко. Его грубый чуть хрипловатый голос пронизывает насмешка.
Я молчу и даже не смотрю на него. Вот же он. Сердца у него нет. Нет души. Нет совести и добра. Что же он за человек такой…
Дрожащими руками собираю вещи в пакет. Его ботинки прямо перед моим носом. На голубой блузке остался след от его обуви. Он не человек.
Я почти на коленях перед ним и чувствую, что покрывают колкими неприятными мурашками. Мне становится холодно и начинает болеть живот. Так сильно я разволновалась. Не каждый день мне приходится ползать на коленях и собирать поношенные вещи перед «Элитой» университета.
Чувствую, как все смотрят на меня, но не решаюсь взглянуть на кого-то из богатой тусовки. Когда все сделано, быстро встаю и практически бегом возвращаюсь к подруге. Алла все это время стоит с выпученными глазами и, наверное, как и я не верит в происходящее.
– Пошли, Алла. Все нормально. Пошли, – хватаю ее под руку, и мы уходим.
Домой я несусь на всех парах, крепко сжимая в руке горемычный пакет. Сердце грохочет, а все мысли занимает родной человек. Только бы все было хорошо, пожалуйста.
Когда, наконец, переступаю порог обветшалой хрущевки, встречаю врачей в белых халатах. Они уже готовы увезти бабушку в больницу. Я молниеносно скидываю куртку с ботинками, бросаю пакет в угол и прохожу в комнату, где сильно пахнет лекарством и чужими духами.