И эти слова не были преувеличением.
Первым ко мне подошел Торин. Совершенно черный, но с умными голубыми глазами, которые заглядывали прямо в душу. А за ним побежали еще щенки, которые радостно виляли хвостами и облизывали мои руки.
Ровно семь.
Теперь они были моей семьей и опорой.
– Рано утром мы уходим за кормом для псов, – проговорил Ата и прошел в комнату, чтобы легко прикоснуться своей большой шершавой рукой к моему лбу, проверяя температуру.
– Я пойду с вами!
– Еще чего придумала, Алу! Пей лекарство и лечись! Чтобы твердо стояла на ногах, когда я вернусь через несколько дней. Будьте рядом. И ничего не бойтесь, – мужчина коснулся с любовью щеки своей дочери, кивая нам, и вышел, оставляя за собой запах мороза и сигаретного дыма.
– Значит, снова ночуем вместе! – широко улыбнулась мне Инира, упорхнув на кухню, чтобы заварить терпкий сладкий чай, оставляя в моей душе волнение и мысли о том, придет ли незнакомец и сегодня.
************************* – Сын, куда?
Я остановился у порога и едва смог сдержать тяжелый вздох.
Сейчас опять начнутся эти бессмысленные вопросы и ворчание, которые не изменят ровным счетом ничего. Только еще больше ухудшат мои отношения с отцом.
– Скоро вернусь.
– Опять гулять?
– Да, пап.
Отец заворчал мне в спину о том, что мои прогулки стали слишком частыми в последнее время и это ему совершенно не нравится.
Но меня уже ничего не останавливало.
Я хотел видеть ее.
Все мои инстинкты обострялись и срывались в бездну, стоило мне только подумать о том, что я снова смогу уловить аромат ее тела и коснуться ее – даже через толщу одежды.
Представляла ли она, насколько была сладкой?
Как та маленькая конфета, которую я нашел, будучи еще ребенком, на заброшенной исследовательской станции, где когда-то жили люди.
Аромат и вкус этой сладости навсегда остался во мне блаженством, которого я не знал до этого.
И которое не мог забыть по сей день, будучи уже взрослым.
«…не уходи»
Эти ее слова звучали во мне сутками напролет, сводя с ума и заставляя просыпаться в горячем поту, задыхаясь от адского желания оказаться рядом с ней.
От возбуждения, настолько сильного, что иногда я не мог даже пошевелиться, не застонав.
Боги! Если бы я только знал, что со мной случится это все, то бежал бы от нее как от проклятья!
Но теперь уже было поздно.
Познав робкий аромат ее кожи, тепло ее тела, вкусив ее голос – я больше не мог успокоиться и найти в этом мире место, где смог бы забыться хотя бы на пару часов.
Теперь моя служба на границе во имя тайны нашего рода стала для меня настоящей мукой, потому что это были единственные дни, когда я не мог увидеть ее.