Не то что бы Дея была ханжой, просто подобная откровенность казалось ей лишней. И конечно раздражал тот факт, что из-за этих вот пикантных историй на сон грядущий, ей потом приходилось краснеть, глядя в глаза лучшего друга. Она знала, что Ян любит ее, любит всем сердцем, но исключительно братской, возвышенной любовь. Они дружили с малых ногтей, с тех пор как Дея сказала своё первое слово - «Ян». И вот теперь такой конфуз. Опять же, откуда эта лошадь и сено? Она и ездить-то верхом не умеет. Всю жизнь в городе прожила. Одним словом, чертовщина!
Переведя дух, и заставив воображение уняться, Дея встала и направилась в душ. Нужно было развеяться, переключиться на более возвышенные материи к тому же у неё был проверенный способ сделать это. Всем своим юным сердцем Дея тянулась к миру прекрасного и, по иронии судьбы, не доступного ее карману, а именно к искусству. Она частенько бывала на Невском, разглядывала выставленные на продажу картины. Торговцы, безошибочно распознавая в девушке просто глазелку, нещадно гоняли ее. Но, влекомая загадочным, потусторонним миром, что скрывался за обманчивой плотностью холста, Дея приходила снова.
Подобные нечастые променады, наполненные терпкими запахами масла и даммарного лака, удивительным образом расцвечивали ее унылые будни. Наблюдая за работой уличных художников, она словно окуналась в сказку, где возможным казалось абсолютно все. На хрустящей крафтовой бумаге оживали удивительные образы. Люди, позировавшие мастеру, зачастую были скучны и невзрачны. Но то, что выходило из-под руки рисовальщика, несло в себе особенную для Деи красоту.
Девушка пообещала себе, что сегодняшний весенний день будет именно таким днем -наполненным звуками суетливого Невского и волшебными, оживающими на бумаге персонажами. Б.Г. - она же Богдана Григорьевна, старшая надзирательница их интерната иногда отпускала Дею на такие променады, доверяла девочке больше чем прочим, наверное от того, что та ни разу не была замечена в обыкновенных проступках, за какие частенько наказывали других воспитанниц. Конечно, за стены интерната Дея выходила опять же благодаря Яну. Ему было 19 и он уже как год вел самостоятельную жизнь. Дея заверила Б.Г. в том, что она будет проводить время под присмотром друга и будто бы он уже ждёт ее на соседней улице, и та смилостивилась, отпустила молодку погулять.
Старательно изображая, что дожидается автобуса, Дея следила за тем, как художник рисует курносую конопатую девчонку. Она находилась чуть вдалеке от этой мистерии и представляла, как, должно быть, скрипит и крошиться уголь под умелой рукой рисовальщика, когда вдруг ее настойчиво похлопали по плечу. Обернувшись, она встретилась лицом к лицу с улыбающимся во весь рот мужчиной диковатой наружности. Одет он был так будто сбежал с театральных подмостков; в старомодную тройку и помятый котелок, но при этом чудак был бос.