— Значит если нам повезет, этот тоннель выведет нас из поместья?
Я внимательно посмотрела по сторонам, в надежде различить в темноте хоть что -нибудь, но безуспешно. Я ведь не кошка, и ночного зрения у меня нет. Но, раз Мурзик углядел тоннель...
— Давай попробуем. Ты сможешь меня направлять? — на всякий случай уточнила я.
— Смогу! — гордо ответил Мурзик. А затем добавил: — Поднимайся и повернись налево... Да не так сильно! Вот так, да... Теперь иди вперед. Только осторожно, тут лужа впереди...
О последнем конечно ему стоило сообщить раньше, чем я вступила в нее, а мои туфли безнадежно промокли, но ничего не поделаешь. Как говорила баба Зина: поздно пить боржоми, когда почки отказали.
Мокрые туфли противно чавкали и липли к ступням, ноги быстро замерзли, но я упрямо продолжала идти вперед, сворачивая там, где говорил Мурзик.
Сколько мы так петляли — сложно сказать. По ощущениям не меньше часа, а то и все два.
В общем, прогулка выдалась кошмарная. Повторять никому не советую. Но, какой бы ужасной она ни была, ее завершение было куда хуже.
Когда мы все-таки выбрались из темного лабиринта, мы оказались не на улице, а в каком-то жутком тускло освещенном факелами подвале с крюками и цепями на стенах, а еще ржавыми решетками вдоль темной, покрытой пылью и плесенью стены.
Похоже когда-то это место когда -то было темницей, а теперь оказалось заброшено. Или все-таки нет? Кто-то ведь зажег факелы...
Мурзик вновь спрятал морду под платком, и я уже собиралась вернуться в темный тоннель — даже он не пугал меня так, как это место. Как вдруг меня ударили по голове. В следующий миг затылок обожгло тупой болью и я отключилась.
Первое, что я почувствовала, когда начала приходить в себя — ужасная головная боль. Голова гудела так, как ни в одну магнитную бурю, в висках пульсировало, а во рту появился неприятный металлический привкус.
Вторая, но немаловажная деталь, — я лежала на пыльном холодном полу и была связана, притом очень туго. Руки и ноги так затекли, что я почувствовала это не сразу, но они совершенно точно были перетянуты толстыми веревками.
А еще я ничего не видела. Совсем. Потому что на моих глазах была плотная темная повязка.
Из всего этого я сделала два вывода. Во-первых, я точно не в тюрьме, по крайней мере пока что. А во-вторых, — я попала. В этот раз по-настоящему.
Сложнее всего было не поддаться панике и не выдать того, что я пришла в себя — почему-то это казалось очень важным.
Первым делом я прислушалась, пытаясь разведать обстановку, но не услышала ничего кроме собственного дыхания и звука капающей воды.