В темном-темном лесу, дополнительно сгущенном сумерками и дурной славой, на кривой и полузаросшей дороге стоял трактир. Такая себе слегка покосившаяся широкая изба из потемневшего от времени дерева, с коновязью, маленькой баней да дровяным сараем. Любой порядочный экономист, видя состояние тракта, с ума бы сошёл, пытаясь представить себе, за счет чего этого трактир продолжает существовать и откуда он, бедолага, пополняет свои запасы, но, учитывая глубину и мрачность леса, экономистов тут и близко не водилось. Тайна, покрытая мраком, прямо как есть.
Вообще, внутри заведения, в уютном полумраке свечного освещения, присутствовали лишь трое. Одинокий (без официанток) хозяин, стоящий за стойкой, имел вид сорокапятилетнего рыжего мужика, доброго телом и квадратного подбородком. Еще этот вполне себе добродушный на вид мужчина имел солидную алопецию и могучую курительную трубку, зажатую в кулаке. Эту самую трубку он неторопливо использовал по назначению, от чего большая часть внутренних помещений трактира была накрыта густым, но приятно пахнущим пряным дымом. Что касается двух его клиентов, нашедших себе пристанище в этом заведение, то по оригинальности внешнего вида они рыжего трактирщика делали как стоячего.
Первым был тип повышенной таинственности, выражающейся в тяжелой темной робе до пола, снабженной глубоким капюшоном, который и сейчас, в помещении и за трапезой, не был откинут. Периодически под капюшон ныряла одетая в перчатку рука, неся в его глубины пиво и закуску, а в ответ оттуда слышались вполне логичные звуки человека употребляющего. Собеседник таинственной фигуры, вольготно расположившийся напротив него, наоборот, был открыт благообразным пожилым лицом, исполненным добродушия, бороды и густой пышной растительности на голове в виде прически «я у мамы одуванчик». Обряжен этот второй был в белые ниспадающие одежды манера «огромная намотанная простынь». В дополнение ко всему этому, старец, восседающий напротив мрачной фигуры, использовал два стула — на первом он устроил свое седалище, а на втором — девственно чистые свои голые пятки, направленные в сторону трактирщика. Последнего это ни грамма не смущало.
— Вот такие дела, — пожаловалась слегка зловещая и очень таинственная фигура, — Еле успеваю. Земля под ногами горит. Три шага вперед, два шага назад!
А затем выпила пива. Всю кружку. Залпом. Шарахнув пустой посудиной об стол, капюшонщик требовательно постучал по столешнице пальцем, намекая на повтор. Рыжий и наполовину лысый трактирщик не моргнул и глазом, продолжая задумчиво курить свою огромную трубку, но моргать ему и не требовалось — поднявшаяся в воздух чистая кружка сама притараканилась к нужной бочке, наполнилась пивом и полетела, бедная, к заказчику, капая пеной на пол. По приземлению полной, её пустая товарка совершила обратный полёт, закончившийся на кухне, где, судя по звукам, кружка сама себя начала интенсивно мыть.
