Вот так, самым неожиданным образом и местом я и приобрел большую халяву, тут же записанную вредным мной как частичную компенсацию за те горести, обиды и прочую гадость, которой меня в изобилии снабжал мир Фиол. Но рассказывать подробности девчонкам не буду, особенно Матильде, крайне нервно реагирующей на само достижение «извращенца», что у меня есть. Несмотря на то, что из нас двоих блондинка является куда большей извращенкой по сути!
Оп, поздно. Саяка, росшая не по дням, а по часам в проницательности, уже поведала о своих догадках алчно внимающему населению, от чего то пришло в ужас, страх, стыд, трепет и предвкушение. Мне же оставалось лишь уныло кивать. Впрочем, даже Матильда в обморок не упала. А вот Кинтаро, сбледнув с лица и спрятав у себя за спиной своих девушек, аккуратно подошёл и начал просительно дёргать впадающего то ли в маразм, то ли в задумчивость меня за рукав.
— Мач-сан, — несмело начал он, когда я повернул голову к нему, — Мы бы… мы тоже хотим уйти на другой континент. У Датсуне есть планы, мы будем её сопровождать…
— Понял тебя, — согласно покивал я, вздымаясь на ноги и беря вьюноша в дружеский захват плеч, — Пойдем поговорим. Наедине.
— Мач-сан! — взвыл юный внук непорядочного императора, — Я обязательно верну вам деньги!
— Да забудь ты о них! — досадливо отмахнулся я, продолжая увлекать Кинтаро за собой, подальше от любопытных ушей всяких там, — Есть дело куда поважнее…
Требовать назад деньги, которые из-за моего же шантажа Кинтаро и был вынужден одалживать (у меня же!), чтобы Самара приготовила нужное мне противоядие, было бы совсем по-свински.
Отошли. Прямо как два мужицких мужика перед серьезным мужиковым разговором.
— Ты вот что видишь? — каверзно спросил я хорошего внука плохого человека, тыкая указующим пальцем в Самару, наклонившуюся над пищащей ей что-то веселое певуньей-хоббиттянкой.
— Девушек, — растерянно поведал мне неплохой, но на редкость тугоглазый парень, который уже месяца полтора как ничего кроме своей ненаглядной Гику особо и не видел. Зато последнюю, судя по тем звукам, которые мы на корабле слышали с регулярной периодичностью, во всех позах, местах и состояниях.
— Балбес ты, Кинтаро, — со вздохом ответил парню я, — А одинокую кентаврицу, у которой в жизни романтики, кроме слушанья твоих половых сношений, не видишь? Думаешь, Самаре легко в этом жестоком мире двуногих эгоистов? Она же даже не может… ну ты понял, да? Не понял? Ну ты и дуб…
— Мач-сан, вы предлагаете…, - глаза парня натурально расширились за пределы евростандартов, а ноги сами двинулись назад.