Невеста стального магната (Елена Гром) - страница 49

Голова только сильнее болит, в глазах темнеет, а кадры четырёхлетней давности начинают мелькать все ярче, чаще.

А самый яркий тот, когда Борис оказывается снизу. Почему Борис снизу? Ведь, это он насиловал меня, он насиловал меня!

Он же…

— Что, вспоминаешь?

— Да, то, что ты меня склонил к сексу.

— Еще кто кого склонил, — хмыкает он и сбавляет скорость, словно чувствует мое сменившееся настроение. Отпускает рычаг передач и хватает руку, тянет к себе. — Ты все вспомнишь.

Я перевожу взгляд с дороги на его профиль. Даже сейчас он крайне сосредоточен, а я не знаю, что и думать. Но мысли теряются, когда я вижу краем глаза черный фургон и то, как живо, прямо на ходу открываются дверцы. Ствол направлен ровно туда, где несколько минут назад сидели мы, а теперь водитель, который гибнет ровно в тот момент, когда стекло разбивается, а я уже кричу от ужаса и страха.

Глава 22


— Нина, мне нужно отвести тебя домой. Нина.

— Я не хочу домой, я хочу остаться с Вами…

Голоса пробиваются в сознание сквозь адскую головную боль, но запах бензина сильнее. Он-то и вытягивает меня со дна небытия, помогает открыть глаза. Еле разлепить веки, чтобы осмотреть перевернутую машину.

Только вот мысли против воли возвращаются к словам Бориса.

Бред, конечно. Я не могла изнасиловать взрослого мужика, что бы он там не лепетал. Кстати, где он? И почему в голове словно топор торчит?

Поворачиваю голову, разминая шею, и начинаю задыхаться. На шее затягивается петля, и я поднимаю руку к груди, не веря в то, что вижу.

Борис.

Всегда такой строгий.

Всегда такой бесчувственный. Сейчас лежит недвижно, словно мертвый. И запах крови бьет в нос, и я поворачиваю голову дальше, сквозь туман вижу простреленного водителя. Всего в крови.

Он сидел на нашем месте. Неужели кто-то хотел убить нас? Снова. Как тогда. Тогда я сбежала из этого кошмара. Или все повторяется снова?

— Борис, — он не мог умереть. — Распутин, мать твою!

Мой крик только отражается паникой в теле, дрожью. Потому что нет никого. Никого. И даже Бориса нет, а запах бензина все сильнее. А я одна.

Я несильно разбираюсь, но если машина лежит верх тормашками, то она скоро взорвется. Так же в кино бывает?

Нахожу трясущимися пальцами защелку ремня и отстегиваю себя. Падаю, сильно ушибившись плечом, и вижу, что рука порезана разбитыми стеклами. Несильно, но кровь вытекает из раны постоянно.

Но, что странно, боли в руке почти не чувствую. Все тело как будто в коматозе. Вот только страшно, так страшно, что по коже мороз волнами.

Поднимаю голову и кричу:

— Борис! Вставай, скотина! Ты же стальной! Ты не можешь умереть. Не так. Только не так. Только не доведя меня до истерики правдой, которую должен был сказать давным-давно.