— Да ну? — поднимает взгляд Борис, на что я наклоняю голову, показывая ему не говорить лишнего. Потом снова оборачиваюсь к Марии.
— У вас есть каша?
— Каша?
— Да, обыкновенная каша. Лучше рисовая.
— Конечно. Мы ее для работников дома варим. Правда сейчас только манная.
— Уверена, что вы делаете ее столько же вкусно, как и эту запеканку с мясом. Принесите, пожалуйста, кашу.
Мария убегает, а я тут же отбираю тарелку у Бориса.
— Поставь на место. Я хоть и инвалид, но еще не умер. Могу ведь и колесами переехать.
— Не догонишь. Ты хоть представляешь, что сделает с тобой эта еда. Ты собираешься выздоравливать?
— А ты, я вижу, себя уже главной почувствовала, — напрягается он всем телом, и я уже чувствую приближение грозы. Но мне нестрашно. Впервые я знаю, что мое неповиновение — это забота о нем. И Борис это знает.
— Главным всегда будешь ты, но пока не встанешь и сам не сможешь сходить за омлетом, твоим меню заправлю я. Ясно?
— А то, что?
— А то… — смотрю по сторонам, и вдалеке попадается на глаза лестница. Она ведет в нашу спальню. — А то спать я буду отдельно.
Как раз в разгар нашего зрительного поединка заходит с подносом Мария. Она теряется и не знает, куда идти. Ее ориентирует Борис.
— Ну что ж, это аргумент. Маша, сюда неси эти помои. Будем выздоравливать.
Маша смотрит на хозяина удивлённо, а потом весьма добродушно на меня.
— А вам что подать?
— Мне тоже кашу. В конце концов, мы оба застряли в этой ситуации, нам вместе из нее и выкарабкиваться.
Борис съедает три порции каши и потом посматривает на то, как медленно ем я.
— Сегодня дел много.
— У тебя? — поднимаю я взгляд, и он качает головой.
— У нас. Но сначала едем на комбинат.
— Мы? — снова теряю я голос. Да что со мной. Почему удивляюсь? Потому что уже планировала его предать?
— Да, Нина. Мы. Теперь мы все будем делать вместе.
— И почему вместо восторга от этих слов я чувствую страх? — рассказываю о своих ощущениях, которые пронизывают насквозь. Настолько, что пальчики на ногах поджимаются.
— Это не страх, Нина, — отъезжает Борис от стола, уже облаченный в свой привычный официальный вид. — Это предвкушение. Власть возбуждает гораздо больше секса.