В кухне сестра варит кофе, что-то напевая себе под нос, повернувшись к двери спиной. Пританцовывает, виляя бёдрами, трясёт светлой головой в такт неслышному мотиву. Красивую задницу обтягивают микроскопические шорты, а чёрная футболка сползла, обнажая округлое плечо.
Не знаю, куда за несколько минут успела деться мама, но это, наверное, к лучшему. Не хочу видеть, как они со Светой стоят плечом к плечу, не хочу знать, какими словами, кроме предательницы, меня ещё обзовут.
– Светлана, доброе утро, – здоровается Рома со Светкиной спиной, а сестра подпрыгивает на месте, как ужаленная. Наверно, его голос вклинился между песнями, вот и испугалась.
Порывисто выдёргивает из ушей капельки наушников, а сама глаз не сводит с Литвинова. Будто бы нет сейчас никого рядом, будто не стою́ я за его спиной. И видно, невооружённым взглядом видно, какое обожание бушует в душе моей глупой и ещё очень маленькой сестры.
Зачем же мы обе так вляпались в этого мужчину, словно он остался последним на этой планете, и других вариантов просто не осталось? Но разве может кто-то сравниться с Ромой? И мы обе вязнем в его горьком меду, даже не пытаясь сопротивляться.
Только у меня для этого причин всё-таки побольше.
– Здравствуйте… Роман Александрович, – заикается Света, готовая в любой момент рухнуть в обморок от нахлынувших эмоций, от которых её глаза горят, а лицо пунцовое. – А я… я на работу собираюсь. Очень счастлива, что ваша фирма дала мне такой шанс. Я обязательно оправдаю, даже не сомневайтесь!
Тарахтит без умолку, а нервные пальцы впились в бумажное полотенце, и обрывки его медленно летят на пол, покрытый газетами.
А Рома… Рома жестом останавливает поток благодарностей, заставляя Свету замереть придорожным столбом.
– Извините, Светлана, я вот так подумал и понял, что вакансий для вас у меня в компании, к сожалению, нет. И не будет. Надеюсь, что мы друг друга поняли.
Слова жёсткие, ещё более жёсткий тон, которым они сказаны. Рома не растягивает «удовольствие», не подслащивает пилюлю – он рубит с плеча. Одним размашистым движением разрушает Светкину надежду.
И мне почти что жалко её. Не показываю этого, потому что никому это не нужно, но да, жалею. Что всё вышло именно так, а не иначе.
– Рома, пойдём, – прошу, отступая назад и отводя взгляд от побледневшего лица сестры. – Нам на работу нужно.
Это невинное в данном контексте «нам» срывает тормоза, и Светка взрывается фонтаном каких-то вовсе нелепых и очень детских оскорблений. Она похожа на маленького херувима, которому сломали крылья злые люди. Но я отгораживаюсь от потока обвинений, потому что ругаться с сестрой не входит в мои планы. Мне вообще больше ни с кем не хочется ругаться. Удавиться? Может быть. Разрыдаться – тоже, но никак не ругаться.