От тяжёлых мыслей отвлекает работа. Её так много, что иногда дышать некогда, но это и спасает. От сожалений, страданий и переливания из пустого в порожнее.
– Ксюш, спустись, пожалуйста ко мне, – таинственный шёпот Риточки отвлекает от сортировки разноцветных папок с рекламными кампаниями, и я бросаю взгляд на наручные часы.
В принципе, можно и спуститься – всё равно почти окончила, а время близится к обеду.
– Что-то стряслось? – уточняю, впихивая кислотно-синюю папку между нежно-голубой и тёмно-зелёной. – Ты какая-то странная.
С Ритой мы подружились почти сразу, и она, наверное, стала единственным человеком, кроме Литвинова, с которым мне свободно и легко. И ещё она одна из немногих, кто в курсе наших отношений с Ромой. Просто почему-то показалось, что ей можно доверять. Так-то мы не афишируем. Не то, что чего-то боимся или стыдимся, просто так… так проще. Без лишних сплетен и ненужных пересудов.
– У меня-то ничего не случилось, – шуршит чем-то Риточка, а голос вовсе зловещий. – А вот у тебя очень может быть. Беги, Ксюша, скорее ко мне.
Я не заставляю себя уговаривать, потому что мне уже дико любопытно, что могло стрястись эдакого, что Рита так всполошилась. Потому осматриваю последний раз комнату архива, запихиваю замолчавший мобильный в карман летнего пиджака и бегу вниз. Рома уехал в типографию и пробудет там ещё пару часов, но я бросаю быстрый взгляд на его кабинет, хоть и знаю, что он пустой. Просто привычка.
Привычка, от которой мне не хочется избавляться. Мне нравится быть рядом, нравится видеть его постоянно. И жить с ним нравится, хоть дома проводим слишком мало времени, чтобы ощутить вкус почти семейной жизни.
– Что случилось? Я пришла, – объявляю, кладя руки на стойку регистрации, а Рита быстро озирается по сторонам. Будто боится, что нас могут увидеть.
Ой, что-то неспокойно мне, честное слово.
– Умница, – улыбается и жестом указывает куда-то вниз. – Иди сюда, быстро!
Я оббегаю стойку и ныряю за неё, словно какая-то преступница. И сначала ничего интересного не замечаю. Только запах слышу – сладкий цветочный аромат, который моментально забивается в ноздри. Знакомый очень аромат – когда-то мне такие цветы узнать дарили. Когда-то очень давно.
– Вот, – указывает Рита куда-то влево, – букет.
И тогда я замечаю то, что не увидела сразу: огромный букетище, в котором мои любимые герберы смешаны с какой-то разноцветной мелочью. Всё это ботаническое великолепие перевито яркими лентами, замотано в шуршащий от любого прикосновения целлофан, а в центр всунута шоколадка и записка.