– Пиздец, – вырывается из меня, когда я вижу огромные глаза своей, чёрт возьми, своей Алисы. В них слёзы, страх и злость, и это меня без ножа режет. – Он тебя ударил?
Моя рука дрожит, но я касаюсь кончиками пальцев покрасневшей щеки. Кажется, дотронусь чуть сильнее, и Алиса зашипит от боли.
– Серёжа, нет… – качает головой, растрёпанная, испуганная, но решительная. – Он… нет.
За спиной возня, охи-ахи, шипение. Я бросаю взгляд за спину, Маша сидит на корточках перед распластанным отцом, а тот что-то бурчит тихонько.
– Я не бил тебя так сильно, чтобы ты не мог подняться. Хватит на жалость женскую давить, будь уже мужиком, – бросаю через плечо и снова поворачиваюсь к Алисе.
– Зачем вы вообще его избили? – в голосе Маши недоумение и злость, Алиса прикрывает глаза, морщится, а я вздыхаю.
Девчонка знает лишь то, что увидела, ворвавшись в комнату следом за мной. Она не видела, как Алиса толкала Евгения, не видела, как до этого он буквально пожирал её, сопротивляющуюся, своим слюнявым мерзким ртом. Маша задержалась в дверях, она не знает об этом. А я не знаю, стоит ли об этом говорить. Не понимаю, как поступить. Смотрю в глаза Алисы, пытаюсь угадать ход её мыслей, но она будто бы схлопывается, закрывается в раковине.
– Маша, я тебе потом объясню, но Серёжа всё сделал правильно.
У Алисы хриплый голос, бесцветный, абсолютно ровный – она в шоке. При каждом слове морщится – то ли от пережитого только что, то ли от боли. Щёки, налитые краснотой, на завтра скорее всего потемнеют, на них выступят синяки, и это рождает во мне новую волну злости.
– Самохин, забирай свои шмотки и катись отсюда! – кричит Алиса, выглядывая из-за моего плеча, на последнем слоге срывает голос, кашляет. Взмахивает рукой, когда Маша что-то пытается сказать, и добавляет намного тише, будто бы только для неё одной: – Мария, потом. Просто… не спорь. Или, если он тебе дороже всех, с ним и уходи.
– Мам… что ты такое говоришь? – Маша явно не может никак понять, что за шторм набежал на их ещё недавно спокойную и хорошую жизнь. Алиса ставит её перед выбором, пусть не намеренно, но ставит, и мне даже жаль девчонку.
Из Алисы будто бы выкачали весь воздух, но она держится молодцом. Сглатывает тяжело, поднимает голову высоко, горделиво и, обойдя меня, делает шаг к бывшему мужу. Он уже поднялся на ноги, а выражение лица такое… такое, словно совершенно ничего только что не произошло. И за это я готов его убить. А ещё меня бесит, что он без рубашки.
Упырь.
– Сейчас же выметайся. Если сунешься ещё хоть раз, я тебя в тюрягу упеку, дождёшься.