– Ты ещё здесь? Долгие проводы – лишние слёзы, – и, мягко отодвинув Алису в сторону, выталкиваю Самохина за дверь. Тот на диво не сопротивляется, позволяет выпихнуть себя, молчит.
Всё, дело сделано. Захлопываю дверь, за ней воцаряется гробовая тишина, после звук тяжёлых шагов и шум лифта.
Алиса стоит спиной ко мне. Обнимает себя за дрожащие плечи, голова опущена, волосы разметались по спине. Такая хрупкая, такая одинокая сейчас. И я делаю то, на что толкает меня внутренний голос: подхожу и прижимаю её тонкую фигурку к себе.
Она натянута, точно струна, но стоит обнять её, обмякает. Растекается в моих руках, опирается спиной на мою грудь, запрокидывает голову и тихо-тихо всхлипывает. Закрываю глаза, сжимаю челюсть так, что больно, но ерунда – Алисе уж точно больнее моего.
– Ты не должен был это видеть. Зачем ты пришёл? – она всхлипывает, ворочается, и я даю ей иллюзию свободы, чтобы повернулась ко мне лицом.
Заглядывает в глаза, ищет там что-то, а я наклоняюсь ниже и трусь носом о её висок. Просто чтобы знала: я рядом.
– Он… ты мог, что угодно подумать. Но я не хотела, понимаешь? Он сам ко мне полез, я не могла отпихнуть, я пыталась, – захлёбывается словами, гладит мои плечи, хватается за них, чтоб не упасть. Но разве я бы позволил?
– Алиса, просто помолчи.
Она делает глубокий вдох – наверняка хочет поспорить.
Но я не даю: обнимаю за шею, сгребаю в охапку и прижимаю к себе. Чтобы просто успокоилась.
– Я очень злой сейчас, – объявляю и глажу Алису по спине. – Очень. Потому давай просто помолчим и успокоимся. Оба. Мне не нужны твои оправдания, я всё видел. Просто молчи.
Сейчас мало что имеет значение, кроме того, что она рядом, с ней всё хорошо, а Евгеши больше в этой квартире нет. С остальным потом разберусь.
Но что-то мне подсказывает, что всё это – только начало.
– Останешься со мной сегодня ночью? – я растираю лицо ладонями, пальцами "расчёсываю" волосы, спутанные Самохиным, и упорно не смотрю на Сергея.
Не хочу видеть его глаза, если он откажется. Я ко всему готова, даже к тому, что он сейчас уйдёт. Он же видел, что пытался сделать со мной Женя. Вдруг для Сергея это проблема?
Но Сергей – это Сергей. Он обхватывает моё несчастное лицо ладонями, они тёплые и ощутимо шероховатые, и вместо тысячи слов целует в висок.
Как делал это десятки раз до этого и, надеюсь, ещё миллионы раз после.
– Тебе надо с Машей поговорить, – говорит тихо, и дыхание его тёплое вместо самого качественного в мире антидепрессанта. – Я пока схожу кое-куда, а ты поговори.
Он так и не снял пальто, и я только сейчас замечаю, какой он взъерошенный, а костяшки пальцев сбиты, травмированы. Чёрт, меньше всего я хотела, чтобы Сергей хоть как-то пострадал из-за Самохина. Ещё драка эта… господи, стыдно-то как, ужасно стыдно.