— Почему это? Твой же Шамиль женился на нашей.
— Мужчинам можно. Женщинам — нет. Таков закон.
— Боже, если я еще хоть что-то услышу про эти ваши законы, я туда наведаюсь с прокурорской проверкой. Это какой-то кошмар на Земле, и все это в двадцать первом веке, — недовольно протянул я, морщась, словно при зубной боли.
Меня злили эти древние законы.
К черту, надо было переписывать их. Хотя бы для нее, для моей прекрасной Зары. Нужно было постараться. Нужно было выложиться, как никогда, потому что, кажется, впервые за долгие годы я нашел розу среди проклятых сорняков, заполнивших собой все. И плевать, что там думала ее родня. Плевать.
Прошло полгода.
Полгода с тех пор, как я решила, что бросить Святослава прямо на улице, возле бара, в котором я работала, будет как-то… не по-человечески. Подобрыш оказался настоящим красавцем, принцем из сказок, вот только я себя при этом ощущала мерзкой жабой, которая не собиралась обращаться в пленительную красавицу после одного только поцелуя.
Поцелуи… на самом деле, за полгода у нас было две попытки, если не считать того раза, когда Свят получил оглушительную пощечину от меня, и обе обернулись полным провалом. Я даже не могла назвать наши отношения с Шевченко настоящими, потому что дальше держания за руки мы не заходили. Мы просто говорили.
Встречались либо у меня дома, либо у него, либо в какой-нибудь обычной, ничем непримечательной кафешке и говорили. Часами. Мы просто общались. Узнавали друг друга.
Он пытался меня поцеловать, но обе его попытки вызвали во мне настоящую истерику. Я не знаю, почему. Не знаю, почему реагировала так остро. Почему начинала плакать и вырываться. Почему начала дрожать так, будто оказалась раздетой посередине зимы на улице.
Или как раз-таки знала.
Сегодняшняя попытка была третьей по счету, и все закончилось, как и прежде. Нет, Свят уже был родным… Близким человеком, который слушал, который говорил правду, который не врал, который поддерживал. Я доверяла ему, я открылась ему, он стал большую частью моей жизни, но когда дело касалось близости… у меня что-то щелкало внутри.
Я обещала.
Когда-то давно я клялась всем, что было, что до меня никто не дотронется. Никто, кроме него.
Я обещала, что он будет первым, единственным, последним и самым любимым.
Эти слова, цепи, они сковали меня, связали по рукам и ногам, и теперь я была в тисках, из которых не могла освободиться. Они въелись в сознание, в подсознание, в сердце и душу. Они навсегда отравили меня и все мое существование.
Я плакала, сжавшись на своей кровати, и мечтала, чтобы Святослав ушел. Я не хотела тяжелых разговоров и долгих объяснений. Только не сейчас. Только не так, когда я вынуждена объяснять, почему не могу выносить прикосновения других мужчин.