Из-за угла выглянула рыжая мордочка одноухого питомца. Самурай лениво прогулялся по комнате, остановился у кресла, запрыгнул на подлокотник и потёрся лбом о плечо хозяина, заурчал.
– Что? Набил брюхо? – Виктор бережно взял кота на руки и прижал к груди, – А вот у меня с аппетитом плохо. Видишь ли, как получилось. Гришке-то я строго пить запретил, а сам… вот. А мне кто запретит? Ты что ль, усатый? Я в курсе, что такая хворь лечится простым человеческим общением, дружбой настоящей, любовью искренней и прочими благами, но никак не самогоном. А мне как быть? Каюсь, дал я слабину, так ведь и тварь эта в чём-то права оказалась. Ты согласен, мохнатый?
Самурай заглянул хозяину в глаза и мяукнул. Экран телевизора мигал, показывая кадры с очередной катастрофы. Почёсывая кота за ухом, Виктор слушал монотонную речь ведущего новостей, но не вникал в детали повествования, потому что сам по себе доносящийся из телевизора голос был для него гораздо важнее того, какую информацию этот голос пытался донести.
Забаррикадировавшись в четырёх стенах, затуманив сознание алкоголем и закутавшись в колючий плед, сорокаоднолетний одинокий мужчина заглушил тоску, прогнал за пределы квартиры ту ненавистную часть себя, что росла, крепла и с каждым годом обретала всё больше власти. Спустя время, когда новостной сюжет сменился на скучный посредственный сериал, а кот по кличке Самурай убежал по своим делам, Виктор провалился в глубокий сон.
Нечто человекоподобное стояло во мраке за дверью, робко стучалось, заглядывало в глазок, терпеливо ждало, пока хозяин впустит обратно. Рано или поздно хозяин обязательно впустит и после изнурительной, но никому невидимой борьбы прогонит вновь. И всё повторится. Однако однажды в один момент у хозяина иссякнут силы, и тогда нечто войдёт без стука…