Внутри нее не просто было что-то сломано. Она понимала, что влюбилась навсегда, и что ее сердце больше никого никогда не впустит, Влад занял место, которого не заслуживал, не оставил шанса другому мужчине поселиться в нем. Не оставил Еве шанса быть счастливой. Это была та самая, настоящая любовь, которую было принято проносить сквозь всю жизнь. И которую Влад так умело и жестоко растоптал.
Ева еще не отошла от потрясения, ей все еще чудился злой и разгневанный непонятно за что Влад, но она уже сейчас понимала, что никогда не будет прежней. Никогда больше не сможет смотреть на него, как раньше. Никогда больше не будет верить мужчинам.
И за что только на нее злился Гордеев? За ее любовь? За ее заботу? За то, что старалась быть для него лучшей? Что лезла из кожи вон, чтобы Владу было удобно и хорошо?
Ева так и не поняла, как забылась зыбким сном. За последние пару дней это начинало становиться привычкой.
Влад забрал ее домой через неделю. Благо, родители сразу после свадьбы отправились обратно в Архангельск и теперь свято верили, что их Евонька отдыхает со своим принцем на островах для богачей. Гордеев появился один раз, наверное, дал взятку врачу, чтобы тот не сообщал ничего в органы власти, а через шесть дней приехал за супругой.
Половину дороги Влад молчал. То ли не хотел говорить, то ли думал о том, с чего лучше начать. Ева на разговор тоже не была настроена. В голове крутилась только несколько мыслей: как выбраться из этого? Как она будет жить с Владом и дальше? И что вообще ей делать?
Может, стоило и впрямь обратиться в полицию? Написать заявление об избиении, попросить защиты, рассказать об угрозах ненормального мужа? Но Еве было страшно. А вдруг Гордеев бы исполнил свою угрозу? Что бы она делала, если бы родителей не стало по ее вине? Виленская не могла рисковать. Не смела.
— Надо поговорить, — коротко бросил Влад.
— Есть о чем? — без эмоций, ответила Виленская. Сил на бурный выплеск чувств не было. В клинике ее напичкали уймой лекарств, в том числе, и успокоительных, потому Ева чувствовала себя опустошенной и выжатой, словно лимон.
— Слушай, я не горжусь тем, как поступил. Не поверишь, но обычно я не кидаюсь на слабый пол с кулаками, — Ева хмыкнула. Получается, ей «повезло»? — Я не тиран, и уж точно не псих, поэтому, пожалуйста, прекрати бросать на меня такие взгляды…
— Какие взгляды?
— Словно я какой-то маньяк. Я просто был пьян и зол…
Ева ничего не ответила. Несомненно, Владу было легко рассуждать и приказывать ей, как думать, вот только у Виленской была своя голова на плечах. До нормального Гордееву было далеко. В тот вечер, на трассе, после ужина с родителями, Ева как-то могла списать это на давние и не очень хорошие отношения с отцом, но то, как он набросился на нее… это было выше понимания любой нормальной женщины. Ева искренне полагала, что не заслуживала такого.