Триада пребудет и укроет от бед!
Слава тебе, Дану, Мать!
Взгляни на отрока младого!
Ты, Дану, Матерь Богов!
Дай силы сплотить семью кровным родством.
Запомни её, твоего ребенка любви и благости!
В этот день, до скончания дней!
Во все дни помни о ней!
Керидвен, Клиодна!
Даруйте красу и семейной любви!
О, мудрая Дагда, в тени своих яблонь
Дай разума дочери в долгом пути!
О Мать и Дева! Старуха Мудрости полна!
Как время придет, она вступит в ладью!
И снова дитя вольётся в семью!
Дай же Триада благость свою!
— закончил Маска, и вместо него жрецы в белом монотонно и одноголосно продолжили повторять речитативом:
— Триада пребудет и укроет от бед…
Жрец же вышел к центру треугольника, взял в руку поднесенные одним из «белых капюшонов» бронзовую тарелку и маленький нож и подойдя, встал передо мной. Я выставил перед собой правую руку, растопырив пальцы. Помню, что раны почти не остаётся, но опаска оставалась.
— Кровь брата, что защитой покроет…
Резкая боль прошедшего лезвия по ладони и кровь хлынула в подставленную посудину. Боль отступает, и вместе с ней и перестает течь кровь. Жрец, под повторяющуюся речь из-под белых капюшонов, идёт к Белле. Бросаю взгляд на ошарашенную происходящим Джинджер и, поймав её взгляд, подмигиваю. Надеюсь, успокоится. Жрец в это время уже подставляет посудину под левую ладонь Беллы.
— Матери кровь, что любовью согреет!..
Белла лишь едва заметно выдохнула, и, как и я, взглянула на рыжую с тёплой, обнадёживающей улыбкой.
Жрец, дождавшись, когда кровь перестанет капать в бронзовую тарелку, возвращается к центру, оказавшись напротив Джи. Но, неожиданно, припадает перед ней на одно колено.
— Боишься? — голос, приглушённый золотой маской, мог бы напугать и меня, если бы я не знал, как в прошлый раз, ничего про ритуал и про того, кто скрывается за устрашающей золотой маской.
Девочка решительно покачала головой с рыжими хвостиками, глядя Маске прямо в прорезь для глаз.
Эрл заметно хмыкнул, и продолжил:
— Подставь обе ладони над чашей, смелое дитя.
Джи зажмурилась, но сделала, как попросили. А она смелее, чем я думал.
— Кровь дочери, что озарит счастьем Род!
Кровь сестры, что родство вознесёт!
Джинджер лишь ойкнула, но глаза не раскрыла, дотерпев секунды боли, пока раны на обеих ладонях не затянутся. Эрл Галавей, так же, не вставая с колена, стал помешивать ножом в посудине набежавшую туда кровь, начав громогласно проговаривать:
— Кубок, в который, волей Триады,
Стеклись все благословенья!
Кубок с любовью, дарованной богами!
Разделяя напиток богов,
Разделите путь в этом Абреде!