— Посмотри прямо, — говорит на ухо.
Я отрываю взгляд от земли и смотрю ровно перед собой. Небо окрасилось в теплый розово-оранжевый цвет, а огромный шар солнца спускается за линию горизонта.
— Даня, это самый красивый закат в моей жизни, — выдыхаю.
Он не отвечает. Кладет подбородок на мою макушку и, хоть я и не вижу, но знаю, улыбается. Я не достаю из сумочки телефон и не фотографирую закат. Я хочу запечатлеть его в своей памяти. Хочу навсегда запомнить каждый оттенок неба. Розовый и оранжевый становятся темнее, а солнце опускается еще ниже. Я жадно всматриваюсь в горизонт, боясь упустить малейшую деталь.
Мне хочется остановить это прекрасное мгновение, но время идет, и чем ниже опускается солнце, тем темнее становится небо.
— Приступаем к снижению, — объявляет пилот.
Я силой отрываюсь от горизонта и поворачиваю голову к Данилу. Мы завороженно смотрим друг на друга, не произнося ни слова. Он нежно гладит меня ладонью по щеке, я разворачиваюсь к нему всем корпусом, и мы одновременно тянемся друг к другу за поцелуем.
— Сегодня был лучший день в моей жизни, — говорю, когда мы соприкасаемся лбами.
— И в моей.
Даня прижимает меня к себе, и я, уютно устроив голову на его груди, продолжаю смотреть на небо, которое уже покрыли сумерки.
Я отпрашиваюсь у начальницы на воскресенье, потому что к нам приедут брать новое интервью. Елена отпускает меня, но с условием, что я отработаю ночную смену с субботы на воскресенье.
Я не сказала Данилу, что работаю, поэтому мне предстоит как-то объяснить ему свое отсутствие ночью. Я не придумываю ничего лучше, чем поставить его перед фактом о том, что еду с ночевкой к Арине. Мол, мы давно договаривались.
Знаю: лгать своему парню — не хорошо. Но я не могу вот так взять и объявить Данилу о том, что работаю официанткой в баре. Для этой информации его нужно морально подготовить. Громов может быть резок и категоричен. А сейчас, когда у него есть на меня права, он совершенно точно не потерпит, чтобы я дефилировала по ночам перед пьяными мужиками в короткой юбке-пояс и колготках в сеточку.
В общем, нам с Данилом предстоит тяжелый разговор, и я решаю отложить его до лучших времен. А пока буду как-нибудь выкручиваться, хоть это и очень сложно, живя в одном доме.
Громов, ожидаемо, отпускает меня «к Арине с ночевкой», скрипя душой. Долго высказывает недовольство, потом читает нотации и дает наставления. Я на каждое слово послушно киваю, лишь бы побыстрее прекратить разговор. В восемь вечера я собираю рабочую униформу и уезжаю. Данил порывается отвезти меня к Арине, но мне кое-как удается от этого откреститься.