— Витя… — не открывая глаз, шепнул я и поразился собственному голосу. У меня всегда был чуть хрипловатый баритон, но сейчас он звучал выше. — Где Виктор?
Женщины умолкли. Перед сомкнутыми веками пробежали тени — видимо, дамы подошли ко мне ближе. Открывать глаза совсем не хотелось. По телу разлилась адская боль. Ноги, руки, голова, даже поясница и ребра. Дышать тоже было тяжело.
Прохладная ладонь легла мне на лоб.
— Он заговорил… Заговорил! Володя, душа моя, ты меня слышишь?
Володя?
Какой к черту Володя?
Я осторожно приоткрыл один глаз и тут же снова зажмурился от непривычно яркого света. Вторая попытка была успешнее: я медленно разлепил веки и уставился на незнакомое женское лицо.
Дама улыбнулась. А хорошенькая… Лет сорока, но это были очень ухоженные и сочные сорок лет. Стройная, миловидная, в элегантной одежде. Светлые волосы обрамляли симпатичное лицо красивыми волнами, а покрасневшие от слез голубые глаза казались очень яркими.
Она снова улыбнулась.
— Володя, сынок…
Я закашлялся.
— Простите, — я с трудом выдавливал из себя слова. — Кажется, вы ошиблись. Я не Володя.
Дама обернулась куда-то в сторону.
— Ну конечно. Лекари же сказали, что с такими травмами возможно помутнение сознания… Ничего.
— Да кто вы вообще такая?! — не выдержав, рявкнул я и попытался привстать на локтях.
О, это я зря! Боль пронзила позвоночник так, что меня вмиг прошиб ледяной пот. Я заорал и тут же рухнул обратно на кровать.
— Лежи, лежи, Володенька, — женщина, что считала себя моей матерью, склонилась надо мной и поправила одеяло. — Позволь дару делать свою работу. Чем меньше двигаешься, тем быстрее все срастется.
Я продолжал непонимающе на нее таращиться, а заодно оглядел и помещение, в котором оказался.
Совсем не похоже на больничную палату. Скорее комната в дореволюционном доме. Немаленькая — метров семь на пять, разделенная деревянными перегородками на зоны. Я лежал на большой двуспальной кровати под балдахином. Из-за ширмы виднелся край письменного стола, ряды забитых книгами шкафов. Странная планировка. Да и потолки здесь были не меньше четырех метров. Здание должно было быть старым, но здесь даже побелка на потолке сияла новизной, а хрусталь на люстре искрился, словно его только что отмыли.
— Простите, уважаемая, — я снова приподнялся на локтях, стиснул зубы от боли и уставился на женщину. — Боюсь, произошла какая-то ошибка. Меня зовут Александр Дмитриевич Хрусталев. Двадцать семь лет, работаю курьером в…
За моей спиной каркающе рассмеялась старуха.
— А я предупреждала тебя, Настасья! — ее тон стал серьезным. — Нельзя заигрывать с Темными силами, а коль решила играть, так будь готова ко всему.