БОРЯ ФЕДОРОВ (укоризненно): Кирюха, как ты мог? Я же твой лучший друг.
КИРИЛЛ (дрожащим голосом): Прости, пожалуйста, Боря, я больше так не буду, я не хотел тебя обижать.
Я (про себя): Ага, как же, лучший друг! Был бы другом, взял и подарил бы нам книжку.
ОЧКАСТАЯ БЭЛЛА (строго): Кирилл, разве ты не знаешь, что советский человек так не поступает?
КИРИЛЛ (уныло): Знаю, просто как-то само вышло…
Я (про себя): Интересно, а наша мама – советский человек?
ЛЮСЬКА-ПОПАДЬЯ (глухим голосом, тупо уставившись в пол): Батюшка говорит, что воровать нехорошо, так Иисус учил. Ты понимаешь, что ужасно согрешил?
КИРИЛЛ (хлюпая носом): Конечно. Я очень плохо поступил. Простите меня.
Я (про себя): Осел твой Иисус, ему с нашей мамой поговорить надо – она ему живо все растолкует.
КОСТЯ РОДИОНОВ (рассудительно): Эй, Романов, зачем тебе вообще понадобилась эта книга? Я понимаю, если бы ты машинку какую-нибудь свистнул – а эту дребедень!..
КИРИЛЛ (разводя руками): Сам не знаю, как меня угораздило…
Я (про себя): Это смотря кому что. Для тебя, может, и дребедень, а мне так очень понравилась книжечка.
ЕГОР КРАСНОНОС (сурово): Тебе хоть стыдно сейчас, вор несчастный?
Кирилл опускает голову, кривит рот и принимается жалобно скулить.
Я (про себя): Тебя бы на его место, у тебя не то что нос – задница покраснеет.
КОСТЯ РОДИОНОВ (строго): Ну и как нам теперь с тобой поступить прикажешь?
КИРИЛЛ (чуть слышно): Не знаю.
ЕГОР КРАСНОНОС (угрожающе): А чего тут долго думать? Поставить фингал – и дело с концом.
МИША КАДАРКИН (с веселой удалью): Руки ему обрубить по самые не-балуйся, чтоб впредь неповадно было.
ОЛЯ БОГДАНОВА (жалостливо): Ой, ну что вы на него накинулись – смотрите, он уже плачет. Кирюша, ведь ты раскаиваешься?
КИРИЛЛ (хлюпая носом): Ага…
Видя, что Кирилла подвергли достаточной психологической атаке и бедное дитя находится на грани нервного срыва, воспитатели взмахом руки прекратили сеанс шоковой терапии. Молодая нянечка в засаленном переднике весело застучала посудой, раскладывая по тарелкам макароны с мясом; малыши, оживленно обсуждая случившееся, заторопились к столам – восстанавливать калории, утекшие из их организма вместе с энергией праведного гнева, коим они щедро полили моего преступного братца. Кирилла в наказание оставили без ужина: известно ведь, что во время поста происходит очищение души и духа. Кроме того, исходя из педагогических соображений, директриса велела ему вплоть до прихода родителей просидеть под столом воспитательницы, чтобы он «поразмышлял над своим скверным поступком». Вы помните, что Кирилл от природы не был способен к размышлениям, поэтому мне пришлось из солидарности забраться под стол вместе с ним.