– Картинки понравились? – шепотом спросил я Кирюшу – скорее утвердительно, нежели с вопросительной интонацией.
– Угу, – отозвался он, шмыгая носом.
– Мне тоже. – Я помолчал. – Зря ты книгу в ячейку положил, все равно ее не получилось бы незаметно унести.
Кирилл перестал издавать ноздрями виноватые звуки и с любопытством посмотрел на меня.
– А как надо было?
– В туалете спрятать, за шкафом – там бы эту Библию в жизни никто не нашел. А перед уходом забежал бы на минутку в уборную, сунул книгу под куртку – и поминай как звали.
Вместо ответа Кирилл послал мне сияющий взгляд, полной братской любви и восхищения.
***
В день, когда нам с Кириллом исполнилось восемь лет, мы получили кучу подарков, но упоминания заслуживают лишь два из них. Во-первых, отец привез нам из Москвы совершенно одинаковые костюмчики, в какие по традиции и должны быть одеты близнецы. Это были две чудесные брючные пары кофейного цвета с отливающими золотом галстучками на резинке. Во-вторых, мама подарила неведомую доселе железную машину с вытянутой линзой: машина при включении в розетку начинала ярко светиться, и то место на стене, куда был направлен хоботок с линзой, вдруг превращалось в экран с потрясающими изображениями.
Так в нашу жизнь вошло чудо – диапроектор, порождавший на белой плоскости стены рисованные миры сказок, древних легенд и фантастических историй. Зачарованные, мы с братишкой проводили целые вечера в затемненной комнате, и по лучу, бьющему из фильмоскопа, уходили в иллюзорную реальность, создаваемую зрительным образом и словом – сменяющими друг друга картинками и наложенными на них кусочками печатного текста. Я по сей день помню специфический запах нагретого аппарата, его монотонное гудение в темноте и поскрипывание ручки, перематывающей пленку диафильма.
В тот день к нам домой пришли гости – друзья родителей, всё взрослые, важные люди, невыносимо серьезные и скучные. До меня с братом им не было ровным счетом никакого дела, а нам до них тем более. Все эти зануды собрались здесь, чтобы наклюкаться водки, поорать дурацкие песни да сообща поплакаться друг другу в жилетку. Вежливо выслушав напыщенные поздравления, более уместные для пятидесятилетних юбиляров, чем для восьмилетних мальчиков, а также пожелания «отличных успехов в школе и на производстве (каково, а?), крепкого здоровья и чтобы папу с мамой слушались»; терпеливо переждав этот положенный совдеповский бред, мы с Кирюхой, облегченно вздохнув, заперлись у себя в спальне, чтобы поскорее начать священнодейство с фильмоскопом.
Я благоговейно зарядил в аппарат диафильм с любимой «Золушкой», и для нас перестал существовать весь остальной мир. Сначала читал я, а Кирилл блаженствовал, впившись влажно поблескивающими в темноте глазами в сказочное великолепие жизни, спроецированной на стену. Потом мы поменялись местами, и за озвучивание текста взялся Кирилл. К тому времени он читал уже с поистине художественной виртуозностью, гораздо более точно и красочно расставляя логические акценты, нежели это делал я. Из состояния неземного блаженства нас вывел противный скрип двери, и в комнату бесцеремонно ввалилась изрядно завеселевшая матушка.