Он не отводит от меня глаз, замечая каждое изменение в выражении, поэтому видит, как я ахаю, переведя взгляд на каминную полку, ловя ртом воздух. Грудь сдавило, нос заложен, я задыхаюсь.
На каминной полке стоит Щелкунчик.
Я представляю, как он роется в наших коробках с рождественскими украшениями, вспомнив мое мельком оброненное замечание, как сдувает пыль с блестящей черной двууголки мистера Щелкунчика. Как удовлетворенно изгибаются уголки его губ: «Вот ты где». Какая глупость, расплакаться из-за игрушки. Ну и что.
– Завтра возьму выходной, – говорит он. – Поедем, выберем диван и поставим прямо у окна, чтобы любоваться видом. – Помедлив, он добавляет: – Если ты, ну, не против?
Я только киваю. Моя очередь терять дар речи. Он улыбается, и мне кажется, что ему это тоже нравится. Удивлять меня добрым поступком.
К вечеру Николасу уже гораздо лучше, но он решает не испытывать удачу и не выходить в такую погоду, поэтому мы отменяем ужин с мистером и миссис Роуз. Я готовлю сыр на гриле, он разогревает томатный суп, и мы сидим рядышком на диване, едим и смотрим «Офис». Лучший ужин в моей жизни.
Позже ночью я просыпаюсь, встаю попить воды. Проходя мимо его двери, почему-то подхожу ближе и касаюсь ручки. Поворачиваю, просто проверить, и обнаруживаю, что она заперта. Не уверена, что зашла бы внутрь, даже будь такой шанс. И не могу винить его за то, что он защищается от меня, потому что я делала то же самое, но сейчас наша система око за око не распаляет и не вдохновляет меня. А разочаровывает, вгрызаясь глубже любой обиды.
На День благодарения «Проснись и улыбнись» закрыта, неожиданная удача, так как мы с Николасом отложили покупку центральной праздничной композиции для праздничного стола на последний момент. В шестом классе Николас вместе с другими учениками делали украшения, и он придумал нечто из салфеток и попкорна, и с тех пор каждый год ко Дню благодарения должен по традиции приносить новое. Обычно это что-то большое и собственноручно изготовленное, но в этот раз весь ноябрь он был очень занят превращением в заросшего дровосека в клетчатой рубашке и забыл.
Я сижу на кухне и завтракаю, когда через черный вход заходит Николас в своей привычной экипировке, к которой я теперь отношусь с уважением, зная, насколько в ней тепло. Он достает из шкафчика мой любимый сине-зеленый стакан и, налив туда пять сантиметров воды, ставит передо мной. В воду опускается полевой цветок. Маленький, потрепанный, он пережил морозы и снегопад, но большинство лепестков еще держатся.