Вот только делал это только сейчас, после зачистки нежити. А никак не до гибели рейда. Понимающему достаточно.
Не все из его жертв играли роль овец на заклании. Некоторые сопротивлялись, конечно. Стреляли в него из остатков огнестрела, пытались обрушить ими же возведенную стену, выпрыгивали из-за угла, один даже кинул гранату. Не побоялся закрытого помещения.
Взрывом размазало большую часть людей в той комнате, а Виктор все с той же блаженной улыбкой закрутил свою Филиппу, рассеял вокруг себя взрывную волну. Трюк, недоступный ему до прихода на базу армейцев.
Санитару было все равно. Он не замечал чужого сопротивления, как писатель, поймавший вдохновение, не замечает уже написанных слов. Более того, чужие атаки позволяли ему восстановить, а, точнее, вспомнить привычные навыки.
За тот короткий, но показавшийся хитокири бесконечным, бой с рейдом нежити, он успел отвыкнуть от собственных козырей. От всеведения "Абсолютного Контроля пространства", от смертоносных стоек Дестрезы, от привычного ощущения аур вокруг него.
Будь его умение с ним, в том тумане, и большая часть армейцев осталась бы жива, а Фулиго вряд ли бы смог продержаться дольше минуты-двух.
И теперь он… не мстил, нет. Лишь восстанавливал справедливость. Попутно выпускал всю накопленную от чужого морока ярость, всю ненависть, что отравляла ему сердце даже после гибели наславшего проклятие. Его сердце пело, но эта песня слишком походила на истерику.
Вот так, в полузабытьи, в приятном потоке сознания, он избавился от ужаса. От страха того, насколько близка была грань. Не грань смерти, с этим Виктор свыкся еще после смерти Коловрата. Но грань безумия. Именно эта эмоция и дала толчок, изначально погнала его на баррикаду.
Он остановился только когда перестал ощущать во всех помещениях коридора живые души. Остановился, поднял голову. Оглядел весь тот погром, который успел совершить.
Лужи крови из-под выбитых дверей, отрубленные конечности, брызги на стенах, вонь расслабившихся после смерти кишечников, пустые глаза-бусины, восковые, неестественные лица на отрубленных головах.
"Необходимая жертва", — Подумал он, но мысль не принесла ему облегчения.
Ушел чужой морок. Ушло наведенное безумие. Сознание залатало наиболее тяжелые душевные раны, нанеся новые. Подобно тому, как алкоголик в запое похмеляется новой дозой зеленого змия.
— Что я наделал? — Неверяще произнес он. Впрочем, скорее по привычке. Потому, что должен был сказать что-то подобное. Картина развернувшийся бойни не вызвала у него особых эмоций. Разве что легкая гадливость вместе с разочарованием в себе.